Если мы здесь себе кое-что уяснили, то переходим к следующему сегменту кинопоэтики под названием «монтаж аттракционов». Эйзенштейна читали? Аттракцион — это любая точка действия, приводящая зрителя в эмоциональное потрясение и наполненная смысловым и идеологическим содержанием. Чаще всего подобные точки связаны с чувством агрессии и страха. Идеологическое наполнение можно сразу отбросить, поскольку сейчас эпоха вполне безыдеологическая, и я не знаю, хорошо ли это. А все остальное Сергеем Михайловичем сформулировано на века. Подобный монтаж в жанровом фильме должен идти по нарастающей. Если в начале, в первой серии бессмертной тетралогии, на Индиану Джонса катится здоровый каменный шар, то в финале уже вскроют Ковчег завета Моисея, из которого вылезет страшный призрак с лицом постаревшего Спилберга.
Все это достаточно просто, и большинство американских кинематографистов управляют аттракционом, как двухпедальной машиной с коробкой-автоматом. Только пугаемся ли мы по-прежнему, как было раньше, или нет? Это большой вопрос. Но что действительно представляет некую сложность для понимания поэтики драматического произведения, так это фабула и сюжет. В Монблане литературы, написанной по этому поводу, вы столкнетесь с абсолютно взаимоисключающими определениями фабулы и сюжета. Более того, у очень неглупого человека по имени А. П. Чехов вы встретите выражение: «Сюжет должен быть нов, а фабула может отсутствовать вообще». Никто до сих пор не знает в точности, что Чехов имел в виду. Не знаю и я. Как сюжет может существовать без фабулы? Не ясно. Ясно лишь одно: речь идет о крайне важной вещи, без постижения которой драматург будет всего лишь драмоделом, годным для всякого рода «мыла», но не для серьезной художественной работы. И здесь мы с вами подходим, так сказать, к срединному слою профессии драматурга, а может быть, заглядываем и глубже.
Я определяю фабулу и сюжет следующим образом: фабула — это всего лишь состав событий, а сюжет — смысловое наполнение этого состава событий. Мы живем в лучезарную эпоху культурной летаргии, когда почти никто не работает со смыслами. Все смысловое изгоняется в маргинальную область и остается только один смысл — заработать как можно больше денег. Если ты в своей работе затрагиваешь некие духовные сущности, случайно или преднамеренно, то на тебя сыпется град камней, будто ты находишься в древней Иудее. Например, после картины «Юрьев день» я с Серебренниковым находился как будто в блиндаже. И все потому, что фабулу фильма о пропавшем без вести мальчике мы наполнили смыслом, чтобы о картине можно было бы сказать не только «что», но и «про что». Про что, например, Гоголь написал своего «Вия»?
О том, что не нужно вступать в контакт с иррациональными силами.
Возможно. Но это весьма примитивная мысль. На уровне фильма с Натальей Варлей[17] и Куравлевым[18], где бродят ожившие скелеты.
О конфликте иррационального и рационального.
А точнее?
О том, как студент семинарии сошел с ума.
Еще есть какие-нибудь версии?
О том, что нечисть существует.
А разве это не ясно, хотя бы из нашей социальной жизни?
Сошел с ума, потому что обидел ведьму.
Странная мысль. А другие варианты? Не забывайте, что Хома Брут у нас убийца, отпевающий собственную жертву. Уже в этом есть, как вы понимаете, некоторый масштаб.
А что это за жертва? А какие у него отношения с ведьмой?
Любовные.
Абсолютно точно.
А что во время этих любовных отношений происходит с ведьмой и с окружающим миром? Как ведьма меняется?
Становится молодой.
Тоже в десятку. А что происходит в это время с окружающим миром? А окружающий мир приобретает вдруг второе, третье, четвертое, пятое измерение. Природа спала с открытыми глазами, и Хома, когда летел вместе со старухой над ночной землей, видел как бы траву, стоящую в каком-то океане, которая проросла корнями до центра земли. Видел русалок. Я цитирую не совсем точно, но по смыслу правильно. Семинаристу Хоме Бруту в его ночном полете с ведьмой вдруг открылась красота дохристианского языческого мира. Интересно, что задолго до Фрейда и Марка Шагала с его летающими влюбленными Гоголь нашел ту же метафору физической любви. Удивительное совпадение, доказывающее, что мы имеем дело с гением. Перед нами описана интимная сцена, в результате которой старуха-ведьма омолаживается, превратившись в юную красавицу с роскошной косой.