Божечки святы! Ну вот и шиза подъехала! От удивления я даже цзянь из рук выпустил, едва при этом не уронив его себе же на ногу, благо лента, привязанная к рукояти, и здесь меня спасла, не дала тяжеленной железяке приземлиться на мои бедные пальцы.
И вот ведь что странно, стоило только легендарному цзяню покинуть мою ладонь, как голоса в голове куда-то испарились!
По-хорошему мне бы после такого следовало обрадоваться, однако кое-что всё ещё не давало мне покоя. Получивший свободу цзянь вдруг стал вести себя ещё более странно, чем до этого. Мало того, что вибрация меча после того, как я выпустил его из рук, лишь участилась, так теперь к ней ещё и прибавились попытки взлететь! К счастью, пока что весьма неудачные. Цзянь тщетно старался задрать своё лезвие к небу, но из раза в раз терпел неудачу и бессильно повисал на бело-голубой ленте. И ладно бы просто повисал. После каждой подобной попытки его полный раздражения звон лишь усиливался.
Казалось, ещё несколько таких громогласных рывков, и можно будет смело попрощаться с барабанными перепонками! А прощаться мне с ними ох как не хотелось, поэтому я не придумал ничего умнее, кроме как снова ухватиться за рукоять меча в надежде, что он хоть так успокоится.
От неожиданности меч снова выскользнул из моей ладони. За то время, пока цзянь был предоставлен сам себе, его голос стал как будто бы громче и теперь совсем не походил на тот комариный писк, что я слышал прежде. Теперь его слова звучали куда как более отчётливо. И ещё куда злее!
Рассекатель Небес явно мной недоволен. И чтобы ещё больше его не злить мне пришлось снова за него ухватиться…
Ого, а он и правда на меня зол! Знать бы ещё почему?
Последние слова меча меня неслабо так насторожили, я даже, грешным делом, подумал, чтобы снова выпустить его из рук. Однако дальше этой мысли дело не пошло, а потом мне и вовсе стало не до этого. Белоснежное свечение цзаня вдруг накрыло меня с головой, а сам он будто прикипел к ладони. Так что ни отпустить, ни выбросить его я уже не попросту не мог.
Тут-то я и понял, в какую передрягу угодил. Но как говорят в народе, поздно пить боржоми, когда почки отвалились. Так и со мной. Молочно-белое марево не только окутало меня с головой, но и словно бы поселилось внутри черепной коробки. Даже закрыв глаза, я продолжал его видеть. И ладно бы только видеть, но ещё и начал в нём тонуть. Свет цзяня утягивал меня за собой, и это было поистине страшно.
Кажется, я ещё никогда прежде не испытывал подобного ужаса. Ну разве что за исключением того раза, когда впервые узнал, что качкам тоже нужно брить ноги…
— А-а-а-а-а-а! Кто-нибудь, спасите!!!
— Да не ори ты так, деревенщина! — раздался совсем рядом чей-то раздражённый голос. И на этот раз звучал он явно не у меня в голове!
От осознания этого факта мой всё ещё рвущийся наружу крик резко оборвался, а сам я удивлённо распахнул глаза… да так и застыл, не в силах поверить в происходящее. Мир вокруг меня кардинально изменился. Пещера Ху Ли куда-то испарилась, а ей на смену пришло нечто знакомое и до боли родное.
Я с нескрываемым удивлением оглядел такой привычный зелёный луг с пасущимися вдалеке коровами и… тремя десятками тренажёров прямо на нём!
— Это ещё что за чертовщина такая⁈
— А вот это уже у тебя надо спросить, — проворчали из-за моей спины.
Причём голос ворчуна был доверху наполнен едким сарказмом, настолько жгучим, что им смело можно было приправлять острейшую Сычуаньскую утку. Поэтому только услышав его, я тут же развернулся.
— Дедушка, а вы вообще кто?
Позади меня, уперев руки в бока, возвышался какой-то важный даже на вид старик. Весь в белом, да ещё и с длинными, как у сома, тонкими усищами чуть ли не до земли. При этом волосы его, свободно ниспадавшие на спину, отливали снежной белизной, а глаза сверкали подобно ясному весеннему небу. Одним словом, выглядел он столь величественно, что мог позволить себе захомутать любую бабку, даже ту, у которой квартира на первом этаже.
В общем, выглядел он на удивление презентабельно для столь почтенного возраста. Другое дело, что его внешний вид ни о чём мне не говорил, и я знать не знал, кто он такой. Ну а сам старик между тем не спешил мне отвечать. Он зло сверлил меня глазами и грозно покусывал свой седой ус.
Чую, такими темпами наши молчаливые переглядывания могут и затянуться…
— Ах ты паршивец! — наконец соизволил открыть рот странный дедок. — Что, не узнаёшь, бедного старика, которого ещё совсем недавно раздевал⁈