Мастер икебаны

— Взгляни-ка, это случаем не Нацуми? — воскликнул дядя Хироси. — Если это она, то, должен признать, она по-прежнему выглядит на девятнадцать!

Я посмотрела в сторону дома: там, у высоких раздвижных дверей, виднелась женская фигурка. Это, несомненно, была Нацуми. Только не в кимоно за восемь миллионов иен, а в черных джинсах и хлопковой майке.

— А мне вы велели нарядиться! — с укором обратилась я к тете Норие. — Если молодые гости на этом балу будут выглядеть так же, как хозяйка, мне придется весь вечер просидеть в углу.

— Я сама ничего не понимаю, — пожала плечами тетя Норие. — Почему Нацуми не одета? Тс-с! — Она перешла на шепот. — Говори потише, она идет сюда.

— Охаири кудасаи, — невнятно приветствовала нас Нацуми, пошатнулась и оперлась на стену, чтобы не упасть.

— Пьяна, — тихо промолвил дядя Хироси, явно не веря своим глазам.

— Ну и что? — так же тихо ответил Том. — Нам всем необходимо выпить после столь долгого путешествия.

Опьяненная
почивает среди гвоздик.

Присланное неизвестным хайку всплыло в моей памяти, пока я шла к дому, сопровождаемая своей разодетой родней. Сияющая Лиля вздрогнула, увидев меня среди гостей. Ничего, ей придется это пережить.

— Боюсь, что наш дом недостаточно хорош и пища не слишком изыскана, — заученно произносила Нацуми, отвечая на поклоны входящих гостей.

Японское жилище не отличается простором, в большинстве домов хозяева встретят вас в крошечном холле, размером пять квадратных футов. В доме Каяма это был светлый прохладный зал — тридцать на двадцать футов, — выложенный гранитными плитами. Высокий потолок, достойный часовни, поддерживался тяжелыми балками неструганного дерева. «Совершенно неяпонский дом», — подумала я, нащупывая тетин фотоаппарат, висящий у меня на поясе в шелковом кошелечке.

Впрочем, щелкать затвором было еще рано, нужно дать толпе разойтись по всему дому. Да и прибраться тут не помешало бы. Прихожая выглядела так, как будто хозяев застали врасплох: на журнальном столике вместо традиционной икебаны лежали газеты. «Ничего себе, вишневая вечеринка, — подумала я, — а где же цветущая сакура?»

— Хотела бы я знать, куда подевались слуги, — вполголоса заметила тетя Норие, пока мы освобождались от легких шелковых хаори. Тому и дяде Хироси нужно было только разуться, с мужчинами вообще меньше хлопот.

Порывшись в длинном шкафчике, Нацуми вытащила охапку разношенных сандалий и швырнула на пол. Мне пришлось оставить свои изумительные дзори в прихожей и шлепать по сияющему дубовому полу в соломенных домашних тапочках.

Перейдя в просторную гостиную с низкими креслами и диванчиками, мы увидели множество бутылок с крепкими напитками на огромном столе из цельного полированного камня. Это могло бы выглядеть весьма впечатляюще, когда бы не разномастные бокалы, как будто впопыхах собранные со всего дома. Среди них затесался даже пластиковый стаканчик, украшенный голубой кошкой — ба! да это мой знакомец Дораэмон! — которому уж совсем нечего было делать вне кухонных стен.

Я едва удержалась, чтобы не рассмеяться. Где, скажите на милость, заблудились гарсоны в таксидо, разносящие напитки? Куда подевались серебряные подносы и крахмальные салфеточки — непременный реквизит на вечере такого размаха? Дом Каяма был великолепен, но прием, который оказывали здесь гостям, был до смешного неуклюжим, даже я устроила бы лучше. Хотя одно из обещанных тетей чудес присутствовало несомненно: вишневые деревья, праздничной толпой обступившие дом. Пылающая белым огнем сакура честно цвела за стеклянными стенами гостиной.

В саду я увидела тетину подругу Ёрико в скромном темно-синем кимоно, беседующую с переливающейся блестками Лилей Брэйтуэйт. Тетя Норие заторопилась к ним, а я осталась, решив, что столкнуться с Лилей лицом к лицу означает испортить вечер нам обеим.

Плеснув себе какого-то питья в один из бокалов поприличнее, я направилась в роскошную столовую, где и узрела того, кого искала глазами с тех пор, как мы сюда приехали, — Такео. Он разговаривал по телефону, нервно вышагивая вокруг обеденного стола — самого поразительного стола, который я видела в своей жизни, — целиком вырезанного из дубового ствола, возраст которого мог служить отдельной темой для беседы.

Вечернего костюма Такео надеть не удосужился, на нем были все те же черные джинсы и любимая майка с надписью «Гринпис форэва».

— Да я понял, понял, что вы за двадцать километров отсюда, — говорил он, нетерпеливо щелкая пальцами. — Но вы должны приехать немедленно! Иначе... Я не знаю! — В его голосе явно слышалось отчаяние.

Он поднял на меня глаза и — к моему удивлению — приглашающе махнул рукой: заходи! и показал на дверь: закрой! Что я и сделала. Примостившись на краю обитого черной кожей стального шезлонга, я приготовилась терпеливо ждать, когда он закончит свой странный разговор.