Мастер и Маргарита

быстро чертил на пергаменте слова.	word, rapidly traced the words on his parchment.
- На свете не было, нет и не будет никогда более великой и прекрасной для людей власти, чем власть императора Тиверия! -сорванный и больной голос Пилата разросся. Прокуратор с ненавистью почему-то глядел на секретаря и конвой.	'There never has been, is not, and never will be any authority in this world greater or better for people than the authority of the emperor Tiberius!' Pilate's cracked and sick voice swelled. For some reason the procurator looked at the secretary and the convoy with hatred.
- И не тебе, безумный преступник, рассуждать о ней! - тут Пилат вскричал: -Вывести конвой с балкона! - и, повернувшись к секретарю, добавил: -Оставьте меня с преступником наедине, здесь государственное дело.	'And it is not for you, insane criminal, to reason about it!' Here Pilate shouted: 'Convoy, off the balcony!' And turning to the secretary, he added: 'Leave me alone with the criminal, this is a state matter!'
Конвой поднял копья и, мерно стуча подкованными калигами, вышел с балкона в сад, а за конвоем вышел и секретарь.	The convoy raised their spears and with a measured tramp of hobnailed caligae walked off the balcony into the garden, and the secretary followed the convoy.
Молчание на балконе некоторое время нарушала только песня воды в фонтане. Пилат видел, как вздувалась над трубочкой водяная тарелка, как отламывались ее края, как падали струйками.	For some time the silence on the balcony was broken only by the water singing in the fountain. Pilate saw how the watery dish blew up over the spout, how its edges broke off, how it fell down in streams.
Первым заговорил арестант:	The prisoner was the first to speak.
- Я вижу, что совершилась какая-то беда из-за того, что я говорил с этим юношей из Кириафа. У меня, игемон, есть предчувствие, что с ним случится несчастье, и мне его очень жаль.	'I see that some misfortune has come about because I talked with that young man from Kiriath. I have a foreboding, Hegemon, that he will come to grief, and I am very sorry for him.'
- Я думаю, - странно усмехнувшись, ответил прокуратор, - что есть еще кое-кто на свете, кого тебе следовало бы пожалеть более, чем Иуду из Кириафа, и кому придется гораздо хуже, чем Иуде! Итак, Марк Крысобой, холодный и убежденный палач, люди, которые, как я вижу, -прокуратор указал на изуродованное лицо Иешуа, - тебя били за твои проповеди, разбойники Дисмас и Гестас, убившие со своими присными четырех солдат, и, наконец, грязный предатель Иуда - все они добрые люди?	'I think,' the procurator replied, grinning strangely, 'that there is now someone else in the world for whom you ought to feel sorrier than for Judas of Kiriath, and who is going to have it much worse than Judas! . . . So, then. Mark Ratslayer, a cold and convinced torturer, the people who, as I see,' the procurator pointed to Yeshua's disfigured face, 'beat you for your preaching, the robbers Dysmas and Gestas, who with their confreres killed four soldiers, and, finally, the dirty traitor Judas -are all good people?'
- Да, - ответил арестант.	'Yes,' said the prisoner.
- И настанет царство истины?	'And the kingdom of truth will come?'
- Настанет, игемон, - убежденно ответил	'It will, Hegemon,' Yeshua answered with