Мастер Альба

Умелые руки Ганса выстрогали пару вёсел, и Португалец и Абигаль в очередное воскресенье уплыли на остров. Девочка сначала перебежала на противоположный край острова и остановилась над полузаросшей протокой.

– Там должна быть рыба, – со знанием дела сообщила она Португальцу, указывая вниз, на частые пятна открытой воды.

И действительно, в протоке вдруг послышался всплеск и по неподвижной воде побежали круги.

– А дальше-то – болото, – посмотрела за протоку Абигаль. – Во-он, только если вправо идти – лес виднеется.

– Да. Это край нашего леса, где мы с отцом дрова пилим, – только на нашем берегу. А здесь – правда болото. Осенью нужно за ягодами сходить.

Осмотрев незнакомые места, отправились выбирать участок для осенней посадки и быстро нашли.

– Прекрасный пятачок, – одобрительно кивая головой, сказал Португалец. – Камни только убрать, да в одном углу кусты срезать. Дня на четыре работы. К осени всё легко приготовим.

– А для чего кусты срезать, – удивилась Абигаль, – вон же, у края, – ровно и чисто.

– Там будет другое.

– Что другое?

– Там мы кедровые сосны посадим.

– ?

– Ну вот, видишь, поляна-то со всех сторон открыта. А вдруг пойдут студёные зимы, да с ветром? Помёрзнут яблони. А если посадим по краю сосны – они встанут, словно забор. Пушистые, плотные. Ветер сквозь них к яблоням не пробьётся. К тому же корни у сосен очень цепкие, забор выйдет прочный, и само дерево неприхотливое, да и – орехи. Зимой ничего нет слаще калёного кедрового орешка, поверь.

– А где мы возьмём семена сосен? Да и ещё когда они вырастут – а яблони – вот они, уже зеленеют.

– Сосны мы не семенами будем сажать, – опасливо оглянулся мальчишка. – А выкопаем в нашем, то есть в монастырском лесу уже подросшие маленькие деревца да и перевезём незаметно. – И, понизив голос, добавил: – Красть, однако, придётся. Но мы на время! Высеем сосновых семян да вместо выкопанных сосенок и посадим. Никто ничего не заметит.

– Никто?

– Никто.

Абигаль и Португалец постояли молча какое-то время, обдумывая в детских своих головах очень взрослые вещи.

– Скажи, Португалец, – спросила вдруг Абигаль, – а откуда тебе известно, какие у сосны корни?

– Меня разбойники пока возили, – ответил ей брат, – я разных людей встречал. Разговоры разные слышал. Знаю даже, как из ивовых прутьев сплести ловушку для рыбы. Лодка у нас есть?

– Есть.

– Вот и прекрасно. Значит, до местной рыбы мы доберёмся.

Прошло две недели, и действительно – привезли в лодке нарезанных прутьев и выплели огромную, в рост человека, ловушку для рыбы. Привязав её к берёзовому шесту, опустили в протоку, положив предварительно внутрь кусок хлеба, обёрнутого распаренной соломой – для приманки. А вот вытащить ловушку на берег Португалец не смог – столько набилось в неё рыбы. Стареющий Ганс, привезённый из деревни на помощь, вытер счастливую слёзу:

– Больше мы голодать зимой не будем. За солью вот только на ярмарку съездить…

Подростки приезжали на остров несколько раз, и освободили от камней и кустов большую поляну, и ямки для саженцев приготовили. Но не только для яблонь пришлось им землю копать. Так всегда в человеческой жизни – не могут хорошие времена идти непрерывно. Нет-нет да и вклинится в них горе горькое.

Летом позвал к себе Господь жену Ганса, мамочку Абигаль. И с дня похорон на монастырскую лесную работу уходили уже все трое, на шесть дней подпирая палкой двери осевшего от времени дома.

РАЗЛУКА

Пролетели семь лет. Девочка выросла и расцвела – красотой необыкновенной, тихой и трепетной. И вернулся к Абигаль старый враг. Одна теперь цель была у толстого сына мельника – дождаться возвращения семьи Ганса из леса, пристроиться рядом и провожать их до самого дома. Толстяк топал, сопел и молчал. Не отрывая ни на мгновение глаз, таращился на повзрослевшую Абигаль. Прогнать его было нельзя, Португалец пробовал. Толстяк просто не уходил. Не обращая внимания на окрики – шёл в двух шагах, сопел и пялил глаза, кривя мокрые губы. Бить его тоже было нельзя: он ничего незаконного не предпринимал. Лишь у калитки он вынужден был останавливаться (чужой двор – владение частное) и, вцепившись неспокойными пальцами в почернённое дождями и временем дерево, бросал в спину Абигаль:

– Всё равно я женюсь на тебе! Никуда не денешься, нищенка!

Португалец и Абигаль, едва войдя в дверь, рассыпали по домику весёлого хохоту и тем самым мгновенно вычищали из памяти мельниково нахальство. Однако стареющий Ганс не разделял их веселья. Однажды он с горечью произнёс:

– Веселитесь-ка, да с оглядкой. Тряхнёт мельник кошелем – и отдадут монахи ему Абигаль, никого и не спросят. Сынок-то его – дом себе строит, отделяется от отца. Стало быть, намерения имеет серьёзные.

– Не отдадут! – сияла чистой улыбкой Абигаль. – Не успеют!

– Это как? – не понял отец.

– А так, что я за другого выйду!

И, обняв Португальца за шею, прижалась к нему. А Ганс горько вздохнул:

– Ах, беда…

– Почему? Что за беда? – поднял глаза на него Португалец.