– Землю греем, – ответил монах. – Участок земли под костром сильно прогреется. Когда останутся угли, мы их присыплем песком, а сверху набросаем еловых лап. Над ними из четырёх стволов скрепим низкий шатёр и обтянем его куском парусины. Даже в сильный мороз в таком укрытии можно спать часа три – тепла будет предостаточно. Сейчас же – ранняя осень, хоть и с заморозком. Можно не вставать до утра.
– Но если за нами сейчас наблюдают, то мы не останемся в этом укрытии?
– Ни один считающий себя разумным человек не остался бы. Точно так же считают и те, кто сейчас смотрит на нас со стены. Но ты сразу завалишься и будешь спать. Дневной переход отнял у тебя много сил. А я лягу после того, как встречусь с двумя ночными гостями.
– А я?..
– …Будешь спать. И в полной, поверь мне, безопасности. В сторону моря здесь выходят два люка. Один – поближе к нам, в виде присыпанной землёй деревянной створки. Второй – подальше, в виде плоского камня. Люпус пошлёт двоих бойцов. Двоих, не больше. Из этих двоих один будет поопытней, и он будет главным. Он выползет из того люка, что ближе к нам, затаится и будет ждать, наблюдая, – сумеет ли второй подобраться к месту нашей стоянки. В случае удачи он к этому второму присоединится. Я встречу сначала опытного, и его тело оставлю на люке. Потом – второго, и его тоже оставлю на камне. К утру, чтобы выяснить, почему они не возвращаются, из люков обязательно выглянут. И поймут, что все тайные ходы мне известны. Тогда патер уйдёт в подземелье, за железную дверь. А мы будем спать и набираться сил. Уже темнеет, – Альба взглянул на свинцовое небо, – и костёр скоро догорит. Давай крепить шатёр и натягивать парусину.
– И можно будет спать совершенно спокойно? – осторожно уточнил Бэнсон.
– Ну если не сможешь одолеть остатки тревоги, то положи рядом взведённый арбалет. Только меня не застрели.
Оба негромко рассмеялись. Пока костёр догорал, достали уложенные ещё на корабле продукты и сытно поели.
Уже совсем стемнело, когда двое пришедших со стороны моря установили над бывшим костром своё временное жилище. Острыми кольями пришпилили к земле края растянутой парусины. Вытянув из-под балахона верную Кобру, монах неслышным шагом отправился в ночь.
Бэнсон залез в тёплую темноту шатра, поворочался, устраиваясь. Замер на несколько минут. Но потом торопливо привстал, на ощупь отыскал и открыл футляр с арбалетом. Скрипя рычагом, натянул тетиву, опустил в жёлоб болт, положил арбалет на живот, дугой ко входу, и только после этого задремал.
Проснулся он от запаха дыма. В складку парусины на входе проникал слабый солнечный свет. В эту же складку забирался и дым. Бэнсон, осторожно привстав, поднял в руке арбалет.
– Проснулся, Бэн? – послышался, совсем рядом, приветливый голос Альбы. – Выползай. Только стрелку свою из жёлоба убери.
Бэнсон высунул голову наружу, оторопело заморгал глазами. Было очень светло; солнце взошло час назад или больше. Монах неподвижно сидел возле небольшого костра.
– Я всю ночь проспал? – спросил Бэнсон. – А те двое были?
– Были, Бэн. Были. Ты выспался? Хорошо. Пошли теперь в монастырь, найдём какое-нибудь тёплое и сытное место. Мне тоже нужно прилечь.
Бэнсон, выбравшись в прохладу осеннего утра, погладил занывшую рану. Осторожно наклонившись, принялся расшатывать прибившие к земле парусину острые колья.
– Оставь, – махнул рукой Альба. – Возьми только оружие. Никакое имущество больше нам не понадобится.
Он встал и, неторопливо шагая, направился в сторону монастыря. Бэнсон разрядил арбалет, уложил его в ящик и, отмахнувшись от попавшего в глаза дыма, поспешил за монахом.
– А не опасно, – спросил он на ходу, – открыто подходить к стенам? Как только приблизимся на пушечный выстрел…
– Я ночь не спал, – сказал усталым голосом Альба, – чтобы убедиться, что люки открыли и тела наших гостей обнаружили. Всё в точности так, как и предполагалось. Теперь Люпус дал команду всем уйти в подземелье. Возле входа в него есть несколько дозорных окошек. Он будет оттуда смотреть внутрь монастырских двориков, точно зная, что я к железной двери непременно приду. Так что на стенах нет никого. Иди смело.
Бэнсон не верил своим глазам. Ворота были открыты. Все караульные и все хозяйственные помещения, в которые они заходили, были безжизненны и пусты. Хотя и мебель, и утварь, и даже неприбранные продукты, и ещё тёплые бока печей в спальных покоях говорили о том, что покинуты они совсем недавно.
– Им известно теперь, – говорил вполголоса Альба, – что я знаю систему их тайных ходов. Поэтому пытаться заманить меня в ловушку они не станут. Самим же заманивающим и достанется. И, пока они в напряжении ждут, мы спокойно отдохнём.