Мастер

– Одно из, – пожал плечами Рункель. – Можешь выбрать любое – от северных фиордов до экваториальных джунглей или пустынь. Я, например, чаще обитаю не здесь, а в другой местности, похожей на милые моему сердцу края Центральной Германии.

– Так ты тоже из того мира?

– Конечно, – улыбнулся Генрих. – Я родился в Дармштадте, в замке Рункель, в тысяча триста первом году. Сюда я привел тебя по двум причинам. Во-первых, именно сюда ты чуть было не попал в тот раз. Во-вторых, здесь живет мой друг, с которым я хотел бы тебя познакомить. Именно он с первого дня следил за твоими путями в этом мире, и он же вернул тебя тогда, решив, что тебе надо кое-что закончить. Надеюсь, вы подружитесь.

– Непривычно это – дружить с богами.

– Отвыкай от этого слова, раз уж здесь оказался, – усмехнулся Рункель. – Я – Генрих. Ты – Игорь. Или выбери любое другое имя. Мы просто люди, живущие на определенном плане бытия. Более развитые, чем живущие на том плане, откуда ты пришел, но не более того. Есть другой план, с которым наш соотносится примерно так же. И знаем о нем мы не больше, чем в Северороссии о нас. Легенды, гипотезы, сказания, конечно, существуют – но это все блики на воде. Тебе еще придется привыкнуть, что на самом деле здесь все не так, как казалось раньше. Что-то, кто-то, где-то, когда-то говорил, но все равно – все не так. Чтобы увидеть, надо прийти и увидеть, а не слушать пересказы, прошедшие через десятые руки. Так что – добро пожаловать в наш мир!

– И зачем же меня сюда привели?

– Ты сам сюда пришел, – удивленно поднял брови Рункель. – Я лишь открыл ворота. Ты прошел путями того мира, и он стал тесен для тебя. Придет время, и ты так же перерастешь этот.

– И как же я нашел путь к вам? – спросил Басов. – Ведь если я не ведал о вашем существовании, то не знал, и куда идти, и кого искать?

– Через занятия, – улыбнулся Рункель. – Живущий в мире не может осознать его границ, как рыба, живущая в море, не может осознать возможность существования вне воды. Чтобы выйти из обыденности, надо сконцентрироваться – на любом занятии, которое выведет тебя из привычной системы измерений. Для тебя это было фехтование. Сегодня ты закончил школу и сдал экзамен. Собственно, о чем я говорю? Ты это и без меня прекрасно понимаешь.

Басов молча кивнул. Они миновали горбатый мостик, перекинутый через мирно журчащий ручей, и подошли к небольшой беседке, стоявшей на берегу. В центре там возвышался круглый каменный столик, по бокам располагались мраморные скамейки. Знаком Рункель предложил Басову пройти и последовал за ним, усевшись напротив собеседника.

– Вообще-то, – признался Басов, – я ожидал, что попаду в мир, где не будет конкретных форм.

– Мир не-форм тоже существует, – кивнул Рункель. – Но раз ты здесь, значит, тебе надо быть здесь. А зачем… Это как поиск смысла жизни. Когда находишь правильный ответ, значит, тебе эта жизнь уже не нужна.

– И чем же мне здесь заниматься?

– Чем хочешь, – улыбнулся Рункель. – Может, даже займешься политикой. Ты так упорно сторонился этого занятия до сих пор, что в этой области твоих знаний есть кое-какие пробелы. Но для начала советую отдохнуть. Потом тебе нужно многому научиться. Ты еще не умеешь сознательно проходить по мирам, управлять измерениями и многого другого. Здесь ты – ребенок. А когда освоишься – найдем тебе дело. Кстати, считать, будто все живущие здесь занимаются проблемами человечества, – тоже ошибка. Здесь много своих дел, и проблемами нижних миров занимается один на сотню. Так что никто тебя не заставляет идти по пути, которым пошли мы с Артемом. Вот, кстати, и он.

Молодой человек в шортах и легкой футболке поднялся по ступенькам, остановился и представился:

– Артем. Прошу прощения за задержку: изучая информационное поле, я наткнулся на одну очень интересную запись. Посмотрите.

Он сел на скамью и устремил взгляд в пространство. Мгновением позже прямо над инкрустированным полудрагоценными камнями столиком возникло трехмерное изображение. Сперва Басов не мог понять, что же видит, но потом различил статную фигуру барона Оладьина, стоящего посреди какой-то комнаты, и неизвестного ему православного священника, очевидно, высокого сана, сидящего за столом и что-то пишущего гусиным пером на листе плотной бумаги. Судя по всему, в комнате было темно – на столе горели три свечи, установленные в бронзовом подсвечнике.