Ветер дул с моря, и он принес от судна звуки пилы и стук топоров. Нам пришло в голову, что они просто имитируют ремонт, чтобы оправдать свое нежелание уходить в открытое море. «Мы потерпели крушение, потому стоим, мы делаем ремонт», казалось, выстукивают топоры и молотки, заколачивая гвозди. Корабль неисправен, какой смысл караулить разбитую посудину: такая мысль явно подавалась противнику. Поверят или нет? неизвестно, но уходить казаки явно не собирались; вскоре их костры погасли, сквозь камыши светился только один, вероятно караула.
Уже совсем стемнело, и мы покинули свое убежище. Уселись на траву на крутом склоне оврага и стали наблюдать за корветом. Он хорошо был виден сверху; там уже зажгли огни, и вдруг один из них замигал условными сигналами. Матрос Лавуазье, единственный из нас понимающий язык фонарей, сообщил, что на судне повторяют всего два слова: « идем» и, как ему кажется, что-то похожее на «ярылгач».
– Ярылгач! – это ведь бухта к востоку от нас, совсем не далеко, пожалуй, меньше десяти миль, идем немедленно! – зашептались матросы. – Очевидно там нас заберут на борт!
Наш корабль описал дугу и медленно двинулся на восток. Что тут началось! Все решили немедленно бежать следом; благоразумный Каспар в очередной раз спас всех от неминуемой гибели. Он попросил нас немножко подождать, давайте посидим немного, посмотрим, что предпримут казаки.
– А чего тут ждать? – возбуждение нарастает все больше, – корабль уйдет без нас, нужно торопиться! Причем тут казаки, они наверняка спят. И кто ты такой, Каспар, чтобы нами командовать?
Но казаки, оказывается, не спали; они тоже заметили маневр «Шарлотты» и двинулись вслед за ней. Для этого им пришлось обогнуть нашу балку; если бы не Каспар, мы бы вылезли наверх, где нас, несомненно, тотчас бы заметили. Должен вам сказать, что это был последний случай и чуть ли не единственный, когда мы пытались ослушаться Каспара.
Итак, конница, обойдя наше убежище, двинулась на восток; мы решили идти следом, а там будь что будет; ничего другого нам не оставалось. Если казаки двигались по едва заметной, проторенной, может быть, еще скифами, дороге, то нам пришлось бежать напрямик. Очень часто попадались балки, высохшие русла древних рек, их склоны сплошь поросли колючими кустарниками, которые доставляли нам множество мучений; времени обходить их у нас не было. Берег был высокий, внизу плавно плыли яркие огни «Шарлотты», и мы, как цыплята за наседкой бежали вслед, не разбирая дороги, зачарованные этими огнями. Юго-западный ветерок вдруг заметно посвежел, и огни заскользили быстрее. На корабле этого, может быть, даже и не заметили, но нам пришлось бежать из последних сил. В какой-то момент мы наткнулись на старую дорогу, нам сразу же стало гораздо легче; может быть, по этой же дороге впереди нас ехали и казаки, но мы об этом старались не думать. Неизвестно, сколько бы мы еще двигались в таком все убыстряющем темпе, если бы не чей-то крик: «стойте! маленький Жюльен исчез!» Действительно, маленький Жульен, названный так за свой рост, свалился на бегу в какую-то заброшенную яму, возможно это был старый засыпанный колодец. Только что взошедшая над горизонтом луна, превратила степную равнину в чередование светлых и темных пятен, так что заметить ловушку было непросто. Нашли мы его по голосу; шел он откуда-то из-под земли, настолько глубокой была яма. Мы вытащили его на поверхность при помощи веревки. И тут же снова чей-то испуганный возглас.
– Смотрите! Огни! Они исчезли! – Действительно, там, где только что светились бортовые огни «Шарлотты», было темно. В неверном свете луны от обрыва до звездного горизонта неясно вздымалась черная громада моря, но на этой безбрежной равнине нигде ни единого огонька. И тут впереди, откуда-то, как нам показалось сверху, появилось темное бесформенное пятно, и оно быстро приближалось. Казаки! Мы стояли на их пути, и времени убежать у нас уже не было; да и куда убежишь в голой степи?! Но тут же у всех мелькнула спасительная мысль, которую тотчас осуществили: мы кубарем скатились в ту же самую яму, из которой только что извлекли Жюльена. Мы лежали на мягком, пахнувшем прелью дне почти четырехметровой ямы и молчали. Затаившись. Лишь только потом, когда все осталось позади, признались друг другу: у многих была одна и та же ужасная мысль, а вдруг нам на голову свалится всадник вместе с лошадью? Лангар, самый большой шутник, заявил, что ему очень хотелось крикнуть: «осторожно, камараде, здесь яма!» Но он не знал, как это будет по-русски, и потому промолчал. Наконец, рядом раздался топот лошадей, громкие возбужденные голоса, затем все стихло. Кое-как мы выбрались из своего убежища; хорошо что сбоку была глубокая промоина и оно не превратилось для нас в западню. Очутившись на поверхности, заговорили все сразу, причем догадки высказывались самые невероятные. Наконец, сошлись на одной, как нам казалось, самой правдоподобной: на Шарлотте увидели, что казаки следуют за кораблем, погасили огни и легли на обратный курс.