Маска времени

— Тогда кто же он?

— Здесь хватает всякого пришлого люда — сезонных рабочих. В прошлом месяце это был глухой югослав. Все они приходят и уходят.

— И со всеми ты спала?

Кандида прикусила губу.

— Никакого блондина я не знаю.

— Но если тебе так нравится трахаться, то почему бы тебе не заняться этим и со мною, — сказал фашист, расстегивая ремень. — По крайней мере, я итальянец.

Кандида отшатнулась.

— Не смей приближаться ко мне.

— Я не собираюсь тебя ни с кем делить, девочка, хотя могли бы и все по очереди. И тебя, и твою мать. Никто нас не остановит.

Кандида еще крепче сжала рукоять кухонного ножа.

— Не приближайся ко мне, — твердо и спокойно произнесла она.

Фашист снял ремень и обмотал им кулак, продолжая улыбаться.

— Что ж, если хочешь, чтобы я применил силу, то давай. Мне будет приятно выпороть такую шлюху, как ты.

— Я тебя убью, — дрожащим голосом произнесла Кандида.

Фашист остановился, глядя на острое лезвие.

Кандида молчала, испытывая страшное напряжение, подобно натянутой до предела струне. Отчаяние и страх придали ей больше сил. Стоило Гвистерини сделать хотя бы один шаг, и нож тут же оказался бы у него в животе. Фашист понял это по взгляду Кандиды.

Еще несколько мгновений прошли в полном молчании. Затем Гвистерини отвел взгляд и начал вновь перепоясываться ремнем.

— Ненавижу предателей. Повесил бы их всех. Если бы ты, шлюха, попалась мне где-нибудь один на один, то я вспорол бы тебе брюхо, а у твоего дружка отрезал яйца и затолкал тебе в рот.

Звуки разбитого стекла донеслись откуда-то сверху и стало слышно, как мать с кем-то отчаянно боролась.

— Мама! — закричала Кандида, не отводя взгляда от Гвистерини.

Один из фашистов быстро сбежал вниз по лестнице. В руках у него были какие-то тряпки, а щека оказалась расцарапанной.

— Я ударил старую суку. Но мы ничего не нашли. Надо убираться отсюда.

— Вы самые настоящие преступники и ничего больше. Вы недостойны того, чтобы быть итальянцами.

— Да пошла ты! — взревел Гвистерини, собираясь нанести ей удар. Но тут же осекся, увидев, что прямо на него направлено лезвие ножа. Фашисты, как тараканы из щелей, выбегали отовсюду, таща с собой награбленную добычу.

Один из них неожиданно просунул голову в дверной проем и крикнул.

— Капо! Сматываемся!

Гвистерини осмотрел кухню, увидел стоящую в углу бутыль с вином, с трудом поднял ее с пола и тяжело заковылял к выходу. Слегка повернувшись, он бросил через плечо:

— Помни, о чем я тебе говорил.

И вышел. Грузовик затарахтел во дворе. Кандида бросилась по лестнице к матери.

Роза сидела на ступеньках и плакала навзрыд. Кандида кинулась обнимать бедную женщину.

— Мама! Что с тобой? Мама! Что они сделали?

Мать с трудом подняла заплаканное лицо. На ее губе выступила кровь.

— Ничего. Но вот дом…

Кандида огляделась вокруг. И застыла на месте. Утащили все, что смогли унести, не забыли ничего, что могло представлять хоть какую-то ценность. Фашисты, как саранча, напали на дом и разрушили то, что не смогли забрать с собой.

Но целью визита была комната Кандиды. Грабители разбили зеркало и китайскую вазу, они вытащили из шкафов все ящики и разломали их, а находящуюся в них одежду разорвали на куски. Боясь напасть на Кандиду, они таким образом решили надругаться над ней.

На стене кто-то штыком нацарапал: «Шлюха».

То, что это были не немцы, а итальянцы, больше всего оскорбило Кандиду. За что? Что она им сделала? Кандида продолжала стоять среди погрома, ощущая, будто у нее со спины снимают кожу. В этой комнате ей уже никогда не провести ни одного мирного спокойного вечера, как это было прежде.

Винченцо и Тео вернулись, когда две женщины пытались прибраться. Отец побледнел, и с его уст начали срываться проклятия и ругательства.

— Кто это был?

— Гвистерини со своими людьми.

— Дерьмо. Надеюсь, они ничего не сделали с вами?

— Нет.

— Хорошо. Я сам разберусь с этим ублюдком.

— Не трогай их, Винченцо, — запротестовала Роза. — Что сделано, то сделано.

Тео тем временем вошел в комнату Кандиды. Он стоял рядом с сестрой и осматривал результаты погрома. Тео ничего не сказал, но рука его крепко сжала руку сестры:

— Это пустяки. Главное — они не тронули тебя.

— Но у меня не осталось никакой одежды.

— Все равно не сдавайся, Кандида. Скоро им конец.

Слово, нацарапанное на стене, ранило в самое сердце.

— Но я действительно встречалась с англичанином, — сказала Кандида, пытаясь не смотреть на брата.

— Знаю.

— Он — мой любовник.

— Я знаю это.

— И папа знает? И мама тоже?

— Не думаю.

— Что мне делать, Тео?

Брат замолчал на какое-то время, а затем сказал:

— Будь осторожна, Кандида, ради Бога, будь осторожна.

Она вдруг задрожала, и в горле застрял комок. Кандида спрятала лицо на груди у брата, как в детстве, когда ее что-то очень сильно огорчало и обижало.

— Кто же все-таки предал нас? — прошептала наконец девушка.

— Может быть, и никто. А может быть, и один из партизан. Чужая душа — потемки, сестричка. Ты же знаешь, люди пойдут на многое, чтобы получить две тысячи лир.