— Как только он чуть-чуть почувствует себя лучше, мы заберем его отсюда, — уверял Дэвид. — Думаю, нам даже удастся переправить его в Швейцарию. А может быть, к тому времени союзники окажутся совсем близко и Джозефа удастся перебросить через линию фронта. — При этом англичанин дружески похлопал Тео по плечу и спросил: — Кстати, где тебе удалось получить такую прекрасную деревянную ногу?
— В Греции, — коротко ответил Тео.
— Да. Это была роковая ошибка дуче. Спасибо ему за все.
Тео только молча кивнул в ответ. Кандида вышла вслед за Дэвидом во двор.
— Вы много убили немцев сегодня утром? — неожиданно спросила она.
Лицо англичанина выражало удовольствие.
— Вам понравится, если я скажу «да»?
— Нет. Брат говорит, что убийство — дело легкое. Дэвид коснулся своих губ кончиком языка, словно похотливый кот.
— Конечно, если знаешь, что делаешь.
— Куда сейчас отправляетесь? — спросила девушка.
— Назад, в горы. Но завтра я вернусь. Конечно, если нацисты не поймают меня до этого.
— Будьте осторожны.
— О, я готов пожертвовать многим, чтобы еще раз увидеть такую красивую девушку, как вы, Кандида.
Англичанин направился к лесу, где его фигура быстро растаяла в сгущающихся сумерках.
— Будьте осторожны! — успела прокричать ему вслед девушка.
Перед сном Кандида еще раз проведала человека по имени Джозеф. Глаза его были по-прежнему закрыты, а лицо слегка исказилось, когда яркий свет прорезал кромешную тьму. Кандида коснулась бровей раненого. Хотя она и укутала американца одеялом, он был совершенно холодным. Девушка не знала, что думать, — хорошо это или плохо.
— Ты в безопасности, — тихо произнесла она. — Мы надежно спрятали тебя в подвале. И хотя здесь темно и неудобно, но зато фашисты никогда тебя не найдут. А боль все такая же?
Американец ничего не ответил.
— Утром я вновь вернусь. Прямо на рассвете. У меня есть пенициллин и морфий.
Раненый не издал ни единого звука, не пошевелился. Тени лежали на впадинах его щек, над бровями, и девушка стала сомневаться: выживет ли этот человек, или, вернувшись утром, она найдет окоченелый труп. Она склонилась и коснулась губами висков несчастного.
— Сии спокойно, — произнесла Кандида.
Дом погрузился в тишину. Вдруг девушка подумала: а ведь пережитый день со всей этой кровью, страданием и ужасом — самое яркое событие в ее жизни. Как много теперь можно рассказать своему дневнику. Но отважится ли она обо всем написать?
Кандида посмотрела в окно и увидела холодное ночное небо и звезды, подобно алмазам, сверкающим на темно-синем шелке. Она ясно ощутила: ее прежняя жизнь теперь кончилась, впереди ждет что-то необычное и абсолютно новое.
Англичанин, как и обещал, вернулся на следующий день, в сумерках. Кандида сразу же провела его к американцу. Тот по-прежнему спал и не пробудился даже тогда, когда они направляли на него яркий свет керосиновой лампы.
— Кажется, он выглядит немного лучше, — заметил Дэвид.
— Я так боюсь за него, — призналась Кандида. — Мне чудилось, что он вот-вот должен умереть.
— Ерунда, — улыбнулся в ответ англичанин. — Он выживет. Обязательно выживет.
Уже в кухне Дэвид обратился к девушке с просьбой.
— Послушайте, вы не могли бы подстричь меня?
— Подстричь вас? — спросила с удивлением Кандида.
— Да. А то волосы развеваются как флаг. Слишком заметно, понимаешь. Паоло сказал, что вы умеете стричь.
— Умею, но…
— Тогда не будем терять времени.
С этими словами англичанин расстегнул рубаху и оголил плечи. Его торс был мускулистым и гладким одновременно, а кожа — молочно-белой, только из-под мышек выглядывали волосы. Дэвид поставил стул прямо перед огнем, уселся на него и приветливо улыбнулся Кандиде:
— Покороче у висков и сзади, мисс.
Тео неодобрительно посмотрел на них и сказал:
— Я пойду помогать готовить колбасу.
Кандида взяла в руки ножницы и начала изучать шевелюру Дэвида:
— Я, пожалуй, все испорчу, — предупредила она.
— Неважно. Стригите!
Он, видно, любил командовать, как и всякий офицер, и имел вид человека благородного. В его движениях не было ни капли смущения или природной неловкости, как в поведении Паоло и Джакомо. Но главное, Дэвид совершенно не боялся, что его могут схватить нацисты.
Какое-то очарование присутствовало во всем облике англичанина. Тео производил похожее впечатление до того, как его отправили с войсками Муссолини в Грецию, где изуродовали не только ногу, но и душу. Дэвид действительно был очень красив. Кандида заставляла себя не смотреть на его тело, но не могла не отметить мягкой, нежной, почти девичьей кожи, несмотря на твердые сильные мускулы. Стрижка началась.
— Почему вы все время убеждаете меня, что ваш друг очень выносливый человек? Неужели вы нисколько не волнуетесь за него?
— Он из тех, кто выживает, — улыбнулся в ответ англичанин.
— А выглядит таким… беспомощным.
— Ничего удивительного. Красновские — все такие.
— Это его фамилия?
Дэвид расхохотался:
— Зовите его просто Джозеф, или Джо, как я. Он то ли латыш, то ли поляк, то ли еще кто-то. У них у всех такие фамилии. В следующем поколении они уже будут называть себя Крофордами или Крабтри.
Кандида продолжала возиться с волосами англичанина: