Маска Владигора

Но вот настал черед соревнованиям стрелков из лука. Загудели охотничьи рога, завыли трубы, затрещали барабаны. Все, вытягивая шеи, повернулись в сторону городских ворот, откуда выехали на конях те, кто должен был оспаривать честь стать супругом княжны Кудруны. Всадники приближались к месту состязаний, и все слышнее становились удивленные и даже испуганные возгласы, летевшие из толпы:

— Батюшки, да никак оборотни едут!

— Не иначе вурдалаки!

— Ах, щур, спаси и сохрани!

— Бежать бы отсюда надо, бежать!

Горожане, крестьяне, смерды заволновались, уже готовые броситься врассыпную, волнение грозило давкой, смертью, но тут раздался голос Грунлафа, перекрывший гул толпы:

— Остолопы! Куда бежать собрались?! Это же мои гости в личинах едут, не тронут они вас!

Слова Грунлафа не сразу успокоили толпу — люди жались друг к другу, в страхе глядя на приближающихся всадников. И впрямь многие гости постарались: кожаные, берестяные, суконные личины закрывали их лица от корней волос до подбородка, открыты были только глаза и рот. Вдобавок некоторые размалевали личины краской разноцветной, прикрепили к ним козлиные уши и рога. Иные всадники украсили свои хари пышными усами или бородами, использовав для этого конский волос, так что люди, не знавшие об уговоре таком, просто диву давались, покуда тех, кто был попьяней, не разобрал смех, а вскоре стали смеяться и остальные прочие, и вот уже до слез, до икоты, до падения на землю хохотала вся толпа, и всадники этим были немало оскорблены — проезжая мимо, били смеющихся плетьми, пинали их ногами, стремились грудью коня толкнуть. Но вот подъехали к коновязи, стали спешиваться, и народ увидел, что на спине у каждого особый знак нашит.

— Гляди-кось, — неслось из толпы, — вон гусь!

— А тот вон, с красной харей, вроде вепрь!

— Да не вепрь он, а медведь — не видишь разве медвежью морду?!

С любопытством разглядывали ротозеи стрелков, примечая среди приехавших и «лебедя», и «оленя», и «лося». Были среди гостей Грунлафа и «ястреб», и «баран», и «лиса», и «барсук», но некоторые для себя избрали знаки не из лесного мира — украсились изображениями чары, ковша, другие — яблока, человеческого черепа, солнца, полумесяца.

Вокруг спешившихся уже крутились княжеские судьи, переписывали знаки каждого стрелка, помечая их на особых дощечках. Оказалось вскоре, что приехали два «вепря» и три «оленя». Таким, чтобы путаницы не было, предложили срочно знаки заменить, и они в сторонке, при помощи слуг, отпарывали свои нашивки, отчаянно бранясь, — кому приятны лишние хлопоты?

А на поле, на расстоянии ста шагов от черты, откуда должны были лучники вести стрельбу, уже поставили дощатые щиты с намалеванными на них кругами. В середине — метка, с яблоко величиной. Готовые к состязанию стрелки уже ходили близ черты, примеривались, носом водили в разные стороны, определяя направление и силу ветра, качали головами, сомневаясь в успехе, присматривались к оружию соперников, натягивали, пробы ради, тетивы своих луков.

Луки же у каждого были особенные — не нашлось бы и двух одинаковых. Небольшие, но тугие, из двух соединенных вместе рогов оленьих; луки чуть ли не в человечий рост, из тиса или вяза; одни кожей обвитые, другие — с резьбой затейливой, с росписью, прежде никем не виданной; клееные луки, составные, с хитрыми прицелами, с тетивами из крученой пеньки, воловьей жилы, сыромятной кожи или плетеных конских волос.

Но ни один из луков не вызвал у толпы такого интереса, как тот, что был в руках человека в черной кожаной маске без всяких прикрас, ушей или рогов, — стрелок этот на спине своей имел изображение коня. Держал же он в руках лук маленький и, по всей видимости, железный, и был тот лук приделан к деревянному поленцу, украшенному искусной росписью. С палец тетиву имел, а на поленце — зуб какой-то да еще кой-что, совсем уж непонятное. Стрелки судили да рядили, как можно из лука этакого стрелять.

— Витязи, — говорил один, — я бы этим луком так воспользовался: в бою стал бы им как палицей работать. Направо да налево бы сей железиной крутил. Ох, сколько врагов бы вокруг меня полегло — тьма-тьмущая!

— Нет, несподручно с такой штуковиной в бою, — с поддельной серьезностью возражал другой витязь, к маске которого было прикреплено петушиное перо. — Взять бы этот лук да отдать какому-нибудь смерду. Пусть им землю рыхлит, точно мотыгой!

Тут затрубили рога, призывая всех к вниманию, и заговорил сам Грунлаф, сидевший вместе с дочерью под сенью:[8]

— Витязи, начнем же наше состязание, и пусть Кудруна достанется тому, кто станет победителем. Условия равны для всех, и меня совсем не тревожит то, кем окажется лучший стрелок из лука, так пусть же сам Перун поможет вам в борьбе! Подходите к корзине со жребиями и тащите метку с цифрой. Она-то и подскажет судьям ваше место в очереди!