Мне в руку сунули меч, такой тяжелый, что орудовать им можно было только обеими руками. Я отчаянно пытался удержаться на своем скакуне и одновременно не выронить меч. Я видел, что некоторые кентавры вооружены так же, как и я, другие держали что-то вроде серпов со сверкающими лезвиями, но большинство сжимало в руках собственноручно выломанные дубины.
Мы вырвались из леса и двинулись вниз по пологому склону. Вдали раскинулось море с туманными силуэтами золотых кораблей Гелиополиса, стоящих за мраморным молом. Чужие звезды зажигались на темном небе, а под нами лежал Гелиополис.
Нечеловеческий рев кентавров мешался с громом их копыт, когда орда лавиной обрушилась на крепость Аполлиона.
Развернувшись по другую сторону широкого мощеного тракта, мы помчались вдоль него через поле льна, серебристого, словно озерная гладь, сверкавшего перед нами. Ветер сменил направление, и теперь доносил до нас причитания жителей города. Волны ветра несли также эхо рога Панира, бездумное и ничего не выражающее, как голос самого бога Пана, зов которого разжигал огонь в моих жилах, первобытный древний огонь, пробуждающийся к жизни под действием зова Панира.
Язон, сын Эзона, дай мне свою силу!
Она пришла неведомо откуда, может, из утраченных воспоминаний Язона, или от рога фавна, а может, перетекла в меня из огромного тела, которое я стискивал коленями. Резкий запах табуна дразнил мое обоняние. Холодный ветер подул с моря, и стонущий плач Гелиополиса заглушил рев кентавров. Уже не сверкающий, подобно солнцу, не поражающий божественным сиянием, Гелиополис стоял серый и неподвижный под темным небом.
С оглушительным грохотом промчались мы мимо гигантских ворот, уже запертых, но более высоких, чем шестеро рослых мужчин. Плотной массой подбежали мы к самой стене, уходящей ввысь. Мы больше не могли видеть внутренность города, однако мы все слышали. Слышали пение:
— Отверни от нас свое лицо, великий Аполлион…
— Уведи от Гелиополиса ужас твоего темного лица…
— Не ходи по нашим улицам и не склоняйся над нашей святыней…
— Не приходи к нам, о Аполлион, в Час твоего Затмения!
Кентавры остановились; в нескольких десятках метрах от нас вздымались к небу золотистые стены домов. Я огляделся, ища Цирцею, и увидел ее: она уже не ехала на кентавре, а шла пешком. Уверенными шагами направлялась она к городу.
Я хотел спрыгнуть, но могучая рука остановила меня.
— Подожди, — хрипло сказал кентавр голосом дикого зверя. — Подожди.
— Цирцея! — позвал я.
Она не оглянулась, и внезапно я понял, что она собирается делать. Только мощь Гекаты могла теперь открыть нам Гелиополис, а эта старая жрица не могла призвать богиню и сохранить при этом жизнь.
Стало темно. Кентавры забеспокоились, голоса их смолкли. Я видел лишь белую тень, постепенно удалявшуюся во мрак; вокруг головы в Маске мерцало зеленоватое свечение.
Из погруженного во тьму Гелиополиса непрерывно кричал рог Панира. Потом он замолк, и слышны стали только слова бесконечной песни:
Белая фигура Цирцеи взметнула руки вверх, и в тишине на плач, доносящийся из храма, наложился чужой, пронзительный звук. Он становился все выше и выше, пока не перешел предел слышимости. Это был звук, которого не могло издать горло смертного, но я знал, откуда он шел — из нечеловеческого горла Цирцеи, из ее красных губ.
Этот звук рвал нервы и расщеплял кости — это был голос не человека, а самой Гекаты!
Золотые стены во мраке внезапно задрожали той дрожью, которую я ощущал в своих костях. И с каждой секундой она становилась все резче.
Стрела темной молнии пронзила золото, и на стене Гелиополиса появилась черта. Еще одна черная молния легла поперек первой, потом еще одна. Высокие стены города Аполлиона дрожали, разваливаясь, а голос продолжал терзать воздух пронзительным звуком. От земли до самого верха стены, казалось, ползла толстая черная змея, потом прокатился подземный гром. На ультразвуковой писк наложился сильный звук глубокого вздоха. Вибрация, подумал я. Никакое не колдовство, а просто вибрация. Она может разбивать стаканы или ломать мосты, если подобрать нужную частоту. Как трубы Иерихона!
С ужасным грохотом стена рухнула, в воздух взметнулись клубы золотистой пыли.
Один из кентавров бросился вперед и на полном галопе подхватил жрицу с земли. Она неподвижно лежала на его руках; черные локоны Маски развевались на ветру.
Грохот постепенно прекращался, переходя в затихающее ворчание, напоминавшее ленивые раскаты грома.
Кентавры помчались к стене, переставшей быть преградой. Разрушенная от основания до вершины, она открыла нам широкий проход в золотой город.