Маска Цирцеи

Я отогнал мысли о нем, позволив воспоминаниям улетать. Свет Аполлиона не был пылающим светом солнца, эн был чистым и холодным, прозрачным, как родниковая вода, и спокойным, как течение Леты.

Очередная завеса разорвалась в клочья. Сквозь нее я "видел дуги козлиных рогов и бегающие желтые глаза.

— Язон, Язон!

Однако для меня все шире раскрывалось спокойствие беспамятства, и я не ответил, Я погружался в сверкаюцую пустоту Ока Аполлиона. Бесконечное спокойствие охватило меня…

— Язон! Проснись или погибнешь!

Эти слова ничего не значили. Правда, они имели значение, только не для меня. Они предвещали несчастье кому-то чужому, кому-то по имени Джей Сивард, который был… мной, Джеем Сивардом, а не Язоном. Не суеверным Язоном, нарушавшим одну клятву за другой, а Джеем Сивардом, предавшим только Киан.

Я услышал собственный голос, зовущий словно издалека:

— Панир, Панир, помоги мне!

— Не могу! — ответил откуда-то бесцветный голос фавна. — Ты сам должен прийти ко мне.

Я был ослеплен светом, но мог двигаться… и должен — был вырваться сам. С трудом просыпаясь от кошмара, я заставил свои мышцы трудиться. Я чувствовал, что двигаюсь… и шел!

Ладони мои касались поверхности настолько гладкой, что я не был уверен, реальна ли она была. Они скользили по ней, снова касались…

— Толкни дверь! — кричал Панир из глубины сонного помрачения. Сильно толкни, Язон, ты стоишь у двери! Открой ее! Быстрее!

Гладкая поверхность подалась под моими пальцами, а потом чьи-то волосатые руки схватили меня и потащили. Я вновь мог видеть. Мы стояли в звездной комнате, где я расстался с Офионом и Фронтисом, и в воздухе висел странный запах — раздражающий, удушливый. Запах крови.

Но раздумывать не было времени. Я смотрел в глаза Панира и видел в них сострадание и заботу. Его получеловеческое лицо было мокро от пота и неуверенно улыбалось. Я хотел задать ему несколько вопросов, но никак не мог отдышаться. Так я и стоял неподвижно перед закрытой дверью, ожидая, когда дыхание мое успокоится.

За это время мысли мои сложились в некий определенный узор.

— Ну что ж, — сказал я наконец, — пора узнать, что тут произошло.

— Это просто, — ответил он с тяжелым вздохом, откидывая со лба пропитанные потом черные кудри. — Я знал, какая опасность грозит тебе от Ока Аполлиона, но не мог попасть внутрь, пока там были оба жреца. Несколько минут назад, когда они ушли, я вошел.

— Но зачем?

Вместо ответа он наклонился ко мне и заглянул глубоко в глаза.

— Ты изменился, — медленно сказал он. — С тобой что-то случилось? Ты… Язон?

— Я видел Язона очень отчетливо, — ответил я. — Достаточно отчетливо, чтобы убедиться: это — не я. Я совершенно иной человек. Так же три тысячи лет назад тот Язон, которого ты знаешь, имел двойной разум.

Панир кивнул.

— Что-то такое было. Скажи, ты еще в достаточной степени Язон, чтобы продолжать нарушать клятвы? Знаешь, на чьей стороне ты должен теперь сражаться?

Перед глазами у меня вновь возникло прекрасное и отвратительное лицо Аполлиона, и я с трудом подавил дрожь омерзения.

— На стороне Гекаты… чтобы освободить мир от Аполлиона!

Панир еще раз кивнул.

— Этим ты исправишь вред, причиненный нарушенной клятвой. Что ж, ты вернулся к нам вовсе не преждевременно! Спасая тебя минуту назад, я не был уверен, правильно ли поступаю, но, возможно, это был удачный ход. — Он пожал плечами. — Когда мы впервые встретились на Эе, Цирцея знала, что ты должен попасть в Гелиополис, поэтому я помог людям из города захватить тебя. Это был тактический ход. Цирцея также знала, что здесь, в храме, ты должен встретиться с Киан.

Но дальше я действовал уже самостоятельно. Порой выгодно быть полубогом. Люди смеются надо мной, но даже жрецы Аполлиона не смеют причинить вред фавну. Поэтому я могу свободно ходить, где мне вздумается. Это тебе ничего не напоминает, Язон? На этот раз ты можешь поверить фавну!

— Ты снова взялся за старое и уклоняешься от ответа, — сказал я. Что касается твоего предложения — спасибо, буду помнить. Но сначала объясни, что произошло!

— Разумеется, Фронтис тебя обманул. Как и следовало ожидать. Око Аполлиона — это не игрушка, с которой может свободно обращаться любой. У тебя слой за слоем отбирали воспоминания, а в конце — пустота, ничто! Ты потерял бы свою душу. Когда человек смотрит в Око Аполлиона, его собственные глаза застилает тьма.

— Выходит, Фронтис все время боялся меня и не верил мне! — со злостью сказал я. — Что ж, теперь у него есть причины для опасений! Спасибо, Панир. Я думал, что… хотя… — Я неуверенно огляделся. — Мне казалось, что Фронтис и Офион должны были принять участие в какой-то церемонии, пока я…

Меня прервал сухой смех Панира.

— Я же говорил тебе, что ждал, пока смогу войти без спасений. Без опасений! Я еще сейчас весь в поту! Клянусь Бахусом, я…

— Жрецы! — напомнил я ему. — Где они?

— Одного из них ты, найдешь у себя за спиной, — загадочно ответил он.

Я испуганно обернулся. О моем физическом и психическом состоянии наглядно говорило то, что я ни разу не огляделся и не поинтересовался, откуда пахнет кровью.