Маска Цирцеи

Здесь мы достроили свой мир и здесь поднялись на вершину могущества, какого не знала ни одна раса ни до, ни после нас. Я была одной из них, хотя не самой великой, да и не совсем из их рода. И во времена мифов боги Греции не обращали особого внимания на людей. Даже тоща они переносились в свою страну, удаленную от мира Земли. Но Геката теснее сотрудничала с детьми человеческими. Темные обряды и магические штучки были моим ремеслом, и мне нужны были помощники — мужчины и женщины. Поэтому, когда моя раса перебиралась дальше, я мешкала, и когда пришел час последней битвы, меня не оказалось среди убитых.

Видишь ли, Язон, мы-то знали, что никакие мы не боги. Знали, что однажды смерть заглянет и к нам, и возжелали создать расу, которая по нашим рукам смогла бы подняться на вершины, о достижении которых сами мы не смели даже мечтать. И вот начались эксперименты. Было множество проб, и среди них удачные. Мы создали кентавров, сатиров, фавнов, а также детей деревьев и потоков. Это были бессмертные существа, и все-таки не совсем удачные, учитывая их звериные пороки.

Голос ее дрожал, ибо тот же беззвучный ветер нес нас теперь к высокой горе, смутно видимой в золотом воздухе, и на вершине ее ждало сияющее зарево — Аполлион.

Мне казалось, что я знаю эту гору. Я стоял уже на ней однажды… точнее, стоял Язон.

Это была та голая вершина на Эе, где завеса между двумя мирами была совсем тонкой, где когда-то Аполлион и Геката сошлись в битве — и откуда бежал Язон.

Убегая, я слышал страшный смех Аполлиона, звучавший с неба за моей спиной. Я слышал его и сейчас. Взглянув в ядро золотого сияния, я увидел Лицо Аполлиона.

Оно было божественно прекрасно и несказанно отвратительно. Тело мое вновь онемело от омерзения, подобного тому, что испытывает большинство людей при виде некоторых земных созданий — змей или пауков — чей вид таинственным образом насилует некое чувство, таящееся глубоко во всех нас.

Аполлион и был таким насилием. Глаза видели его божественным, прекрасным, нечеловечески достойным, но в душе его скрывалось такое, что отвращало нас от него. Что-то в моем мозгу содрогалось при виде его, беззвучно кричало, что такого не должно быть, что он не должен существовать и ходить по тому же миру, что и я, делить со мной саму жизнь.

Голос Гекаты продолжил свой монолог в моем мозгу, но мне казалось, что я уже познал тайну Аполлиона интуитивно, собственными костями и нервами, прежде чем Геката успела облечь ее в слова.

— Мы продолжали попытки, — сказала она. — С полубогами мы потерпели поражение, поэтому оставили в покое живое тело и создали Аполлиона.

Я уже знал это. Человеческий глаз может точно определить, живое ли перед ним существо. Какое-то тщеславие, что ли, поднимающее тревогу против оживления омерзительно нечеловеческой вещи.

Аполлион был слишком прекрасен, чтобы быть человеком. Слишком отвратителен, чтобы носить живое человеческое тело. Я знал это еще до того, как Геката вложила эту мысль в мой мозг. Аполлион был машиной.

— Мы сами создали свою погибель, — печально повествовал голос Гекаты. — Наш прекрасный Аполлион не был неудачей, все обещало успех. Наши желания, как и сама раса, вырастают из человеческих корней, но существо, которое мы создали, не разделяло наших желаний. По нормам нашей и твоей расы его психика больна. Или, может, мы безумны… по разумению этой страшной машины.

Мы сделали его слишком сильным, и он уничтожил нас. В далеком прошлом произошла великая битва, продолжавшаяся не одно тысячелетие, но в конце концов… сам видишь. Весь мой род уже мертв… кроме Гекаты. А Аполлион ходит среди руин нашего мира.

Он должен погибнуть. Прежде чем он уничтожил последнего из богов Гефеста, нашего лучшего мастера — для уничтожения Аполлиона было создано Золотое Руно. Но никто из моей расы не осмелился надеть Руно. Я не боюсь смерти, но смерть, пока жив Аполлион, означала бы окончательный конец всего, о чем мечтал мой народ. Я не могу умереть, пока живо наше последнее создание. И вот теперь ты, потомок Язона, носишь Руно. Ты знаешь, что нужно делать.

Да, я и вправду знал.

Я посмотрел на Цирцею, на нечеловеческое очарование ее алебастрового лица — большие глаза, горящие зеленым огнем, встретились с моими, — а потом повернулся в сторону Аполлиона.

15. МУЗЫКА ИЗ МОРЯ

Недолго, всего долю секунды видел я его Лицо: прекрасное, как бывает прекрасна машина; холодное, одухотворенное эмоциями, для которых я не могу подобрать определения, ибо никогда прежде не задумывался об эмоциях искусственного разума… живой машины, которая видит, как приближается ее конец.

Я сделал шаг вперед, потом второй, и тут Лицо расплылось в ослепительном сиянии, словно я смотрел в центр солнца. Аполлион черпал у него энергию, пытаясь заслониться от меня, и страшный жар захлестнул меня адским пламенем.

Я рассмеялся. Мне было известно, что это обоюдоострое оружие… если я смогу выдержать это тепло хоть немного дольше Аполлиона. Я знал, как использовать Золотое Руно по мысли Гефеста, и в столкновении с ним Апоялиона ждала гибель.