Маска Ктулху

Несмотря на всю свою привлекательность при взгляде издалека, вблизи дом выглядел совершенно иначе. Во-первых, прежние хозяева выкрасили его в черный цвет. Во-вторых, он вообще имел какой-то недобрый и грозный вид. Окна без штор мрачно глядели на свет. По цоколю все здание опоясывала узкая веранда, до отказа забитая перевязанными бечевой мешками, стульями с полусгнившей обивкой, комодами, столами и огромным количеством всевозможной старомодной домашней утвари. Все это весьма напоминало баррикаду, специально выстроенную, чтобы удержать что-то внутри или защититься от чего-то снаружи. Было хорошо заметно, что эта баррикада простояла так довольно долго: на всех предметах сказались несколько лет пребывания на открытом воздухе. Причина возведения этой баррикады была неясна даже самому агенту, с которым я списался, но из-за нее дом выглядел обитаемым, хотя никаких признаков жизни в нем не наблюдалось и все говорило о том, что там много лет вообще никто не жил.

Ощущение это было иллюзией — и она не оставляла меня никогда. Было ясно, что в дом никто не входил — ни сам Николсон, ни агент, — поскольку баррикада загораживала как парадную, так и заднюю двери, растянувшись по всему периметру квадратной постройки, и, чтобы войти внутрь, мне пришлось разобрать ее часть.

Внутри же впечатление обитаемости было еще сильнее. Однако имелось одно большое отличие — интерьер оказался прямой противоположностью мрачному внешнему виду здания. Здесь было светло и удивительно чисто, если учесть, сколько дом простоял заброшенным. Более того, сохранилась и обстановка — правда, скудная, — хотя поначалу у меня сложилось четкое ощущение, что вся без исключения мебель вынесена из комнат и нагромождена на веранде.

Изнутри дом был так же похож на ящик, как и снаружи. Первый этаж состоял из четырех комнат: спальня, кухня с кладовой для провизии, столовая и гостиная; наверху — еще четыре комнаты совершенно таких же размеров: три спальни и кладовая. Во всех комнатах было множество окон, в особенности — на северной стороне: это было крайне удачно, ибо северное освещение пригодно для живописи как никакое другое.

Второй этаж я занимать не собирался; под мастерскую выбрал себе спальню в северо-западном углу здания, сюда же сложил все вещи, не обращая внимания на кровать, которую задвинул подальше. В конце концов, я приехал сюда работать, а не вести светскую жизнь. Я так нагрузился припасами, что почти весь первый день разгружал машину и складывал вещи, а также расчищал оба входа в дом, чтобы одинаково легко иметь в него доступ как с севера, так и с юга.

Устроившись, в надвигающейся темноте я зажег лампу и еще раз перечитал письмо Николсона — в соответствующей обстановке имело смысл отметить все, о чем он мне писал.