Маска Димитриоса

Во второй половине дня Латимер отправился к Марукакису, корреспонденту французского агентства, рекомендованному еще в Афинах Сиантисом. Тот оказался смуглым, поджарым брюнетом с умными, слегка выпученными глазами. Иногда по его губам пробегала ироническая усмешка, точно Марукакис сожалел о своей излишней откровенности. Он беседовал с Латимером тем вежливым тоном, каким обычно ведутся переговоры о вооруженном перемирии. Разговор шел на французском.

- Какая информация вас интересует, месье?

- Мне бы хотелось, чтобы вы рассказали о событиях, происходивших в 1923 году и связанных с покушением на Стамболийского.

- Вот как? - удивился Марукакис. - Это было так давно, что мне придется напрячь память. Я буду рад помочь вам. Но вам придется немного подождать, ну, скажем, часок-другой.

- Если бы вы согласились поужинать со мной сегодня вечером в отеле, где я остановился, я был бы просто счастлив.

- А где вы остановились?

- Отель "Гранд-Палас".

- Я знаю место, где готовят лучше и ужин обойдется намного дешевле. Если хотите, я зайду за вами в восемь вечера. Вы не возражаете?

- Разумеется, нет.

- Очень хорошо. Тогда встретимся в отеле. До свидания.

Он появился минута в минуту. Выйдя из отеля, они прошли по бульвару Марии-Луизы, потом вверх по Алабинской и затем свернули в узкую боковую улочку. Не доходя шагов десяти до лавки зеленщика, Марукакис вдруг остановился и, немного смутившись, обратился к Латимеру:

- Несмотря на неказистый вид, кормят здесь очень хорошо. Но, может быть, вам хочется пойти в другое место?

- Нет-нет, я целиком полагаюсь на вас.

Марукакис с облегчением вздохнул.

- Ну что ж, с вашего позволения, - сказал он и толкнул дверь лавки. Где-то внутри мелодично прозвенел колокольчик.

Пройдя по коридору, они вошли в небольшой зал, где стояло всего пять столиков. Два из них были заняты - несколько мужчин и женщин, громко чавкая, ели суп. Когда они сели за один из свободных столиков, к ним подошел усатый официант в белой рубахе и зеленом переднике и что-то долго говорил по-болгарски.

- Заказ придется делать вам, - сказал Латимер Марукакису.

Выслушав заказ, официант подкрутил усы и, подойдя к проему в стене, что-то крикнул.

- Я заказал водку, - сказал Марукакис. - Думаю, она вам понравится.

Официант вернулся с бутылкой и наполнил рюмки.

- Ваше здоровье, - сказал Марукакис. - Ну, а теперь я хочу быть с вами откровенным. - Он поджал губы, нахмурился. - Терпеть не могу, когда хитрят и что-то пытаются скрыть. Я ведь грек, а греки сразу чуют, где ложь. От письма, которое вы мне вручили, так и несет ложью. Но это еще полбеды, а вот предположение, что вам это нужно для полицейского романа, просто оскорбительно для умного человека.

- Прошу меня простить, - сказал Латимер, смутившись, - но я не решился сообщить подлинные причины, которыми обусловлен мой интерес к этой информации.

- Последний человек, с которым я поделился информацией по этому вопросу, - сказал Марукакис мрачно, - писал что-то вроде справочника по европейской политике для американцев. Прочитав то, что он написал, я чувствовал себя больным целую неделю. Вы, конечно, понимаете, что речь идет о моем духовном здоровье. Книга самым гнусным образом извращала факты.

- Я не собираюсь писать книгу.

Марукакис расхохотался.

- Вы, англичане, такой стеснительный народ. Послушайте! Давайте договоримся: вы получите нужную информацию, а я узнаю подлинные причины. Идет?

- Идет.

- Очень хорошо.

Официант принес суп. Суп был густой, пряный, щедро забеленный сметаной. Латимер ел суп и слушал рассказ Марукакиса.

В тяжело больном обществе престижные посты достаются не тем, кто, подобно проницательному врачу, поставит правильный диагноз, а тем, кто ведет себя у постели умирающего самым тактичным образом. В таком обществе невежественное большинство обычно наделяет властью какую-нибудь посредственность. Впрочем, политическим влиянием может обладать также либерально мыслящий лидер партии, вступивший в конфликт с доктринерами и экстремистами. Независимо от того, победят ли доктринеры или экстремисты, такой правитель обречен быть либо символом ненависти для тех и других, либо умереть мученической смертью.

Именно такая судьба выпала Александру Стамболийскому, лидеру аграрной партии, занимавшему посты премьер-министра и министра иностранных дел. Из-за внутренних разногласий аграрная партия не смогла дать отпор организованной реакции и исчезла с политической арены, так сказать, не произведя ни единого выстрела по своим противникам.

Все началось, когда в начале января Стамболийский вернулся в Софию из Лозанны, где проходила международная конференция. 23 января 1923 года правительство Югославии (тогда еще Сербии) обратилось к болгарскому правительству с нотой протеста, в которой указывало на неоднократные нарушения югославской границы вооруженными отрядами так называемых комитаджи. Не прошло и двух недель, как в Софии на торжестве, посвященном открытию Национального театра, в ложе членов правительства взорвалась бомба. Несколько человек были тяжело ранены.