Маска Дантеса

Эксперт запер дверь блока, и Друз остался один. Он сел на стул, скрестил руки на груди. Возможно, за ним наблюдают. То есть наверняка наблюдают… Если сказать честно, он не знал, как себя вести. Он только минуту или две назад сообразил, что почти не помнит отца. Не знает ни его характера, ни предпочтений, ни привязанностей. То есть помнит какие-то отдельные встречи, когда отец появлялся дома. Разговоры… но при этом отец почему-то всегда больше говорил со своим братом, а маленький Лу мешал, его отталкивали, оттесняли, давали понять, что его черед еще не наступил. Ему нужно повзрослеть, поумнеть. А до несмышленыша никому нет дела. У мальчишки возникла уверенность, что отец готовится к важному разговору с ним, что в следующий раз, вернувшись из очередной дальней поездки, он скажет: “Ты уже взрослый, Лу!” И все изменится. Они поедут на Пиренеи кататься на аэролыжах. Или будут в одноместных флайерах гоняться на перегонки… Или залезут в Сивиллины пещеры… Но отец уехал и не вернулся. Прошел месяц. Потом год…

– Он приедет, – без тени волнения повторяла мать. – Просто дела его задержали. Как всегда.

Вместо отца приехал дядя, долго беседовал с матерью. Она была так спокойна. Сама безмятежность. Смеялась, шутила… как будто так и надо. Это вполне естественно, что отца нет дома. И снова придется ждать.

Ждать год, два…

Дядя забрал мальчика к себе – его мать вновь вышла замуж. У дяди Луция с женой не было своих детей.

С тех пор прошло столько лет! Достаточно ли поумнел малыш для серьезного разговора?

Открылась дверь блока, внутрь шагнул человек в маске, постоял, оглядываясь, неспешным движением сдернул защитную пленку с лица.

Друз не сразу сообразил, что надо встать. Поднялся.

– Аве… – сказал, как принято на Лации.

Во всеобщем не было подходящего слова. “Привет” – слишком неуважительно. “Здравствуй”– тяжеловесно.

– Аве… – отозвался Отшельник. – Так значит, ты меня все-таки нашел.

– Это Корвин. Все благодаря ему.

– Да, Корвин. Один Корвин прислал меня сюда, другой забирает. Патриции… – в голосе Отшельника неожиданно мелькнула неприязнь. Друз смутился. Хотел возразить, но было неловко: отец имел право на такой упрек. Но винил он друзей сына – вот в чем дело, и молодому Друзу было неприятно. – И что же, нам с тобой всю жизнь теперь сидеть в этой коробке? Или ходить в намордниках?

– Отец!

– Они записывают наш разговор, ты знаешь?

– Мне нечего стесняться.

– Ты часом не сделался патрицием? – Отшельник подозрительно прищурился. – Их желание все время быть на виду порой изумляет.

– Нет, я не патриций. Но хотел бы, чтоб мои дети ими стали. Я собираюсь жениться на сестре Корвина Лери. – Друзу было неловко говорить о своих планах отцу, который за свою жизнь ничего не добился. Двадцать лет в тюрьме без приговора…

– А-а… – понимающе протянул Отшельник.

– Как ты очутился в Озерном городе?

– Хороший вопрос. Почему ты не спрашиваешь, как я очутился здесь, на Китеже?

– Корвин рассказал мне…

– Что он тебе рассказал? – перебил Отшельник.

– Что тебя послали на Китеж ради твоей безопасности. Это так?

– Почти… Теперь уже не имеет значения. Я слышал, наварх Корнелий отправлен сенатом в изгнание?

– Да, ему поручили до конца дней патрулировать пустынный космос.

– Честно говоря, мне теперь плевать, где находится наварх Корнелий… А моя история проста, мой мальчик. Я прибыл в усадьбу князя Андрея, был встречен любезно… а дальше… дальше…

Отшельник замолчал.

– Это длинная история. Но поучительная. Если твои дети станут патрициями, пусть они запомнят историю плебейской глупости. Ах да, я забыл, твою память твои дети-патриции выбросят на помойку.

– Я постараюсь, чтобы они запомнили, – возразил центурион.

– Так вот… – начал старший Друз…

* * *