Мартин Иден

Его одинокая, унылая фигура еще долго маячила на дороге, следя за Мартином, пока тот не исчез из виду за поворотом.

— Славный малый, — пробормотал он, — славный малый!

Затем и он побрел вдоль дороги к водокачке, где несколько бродяг лежали под откосом, дожидаясь товарного поезда.

Глава XIX

Рут и ее семья были уже в городе, когда Мартин возвратился в Окленд, и он снова стал часто видеться с ней. Получив диплом, она больше не училась, а он, истощив работой все свои силы, не писал. Это давало им возможность посвящать друг другу больше времени, чем прежде, и близость между ними быстро росла.

Сначала Мартин полностью отдался отдыху. Он много спал и проводил долгие часы в мечтах и размышлениях, ничего не делая. Он был похож на человека, поправляющегося после какого-то сильного потрясения. Первым признаком пробуждения было то, что он стал проявлять некоторый интерес к газетам. Затем он снова принялся за чтение: легкие романы, стихи и через несколько дней с головой погрузился в своего давно заброшенного Фиска. Великолепное здоровье Мартина позволило ему восстановить запас растраченной энергии, и прежний юношеский задор снова вернулся к нему.

Рут не могла скрыть своего огорчения, услышав, что Мартин отправится в плавание, как только отдохнет.

— Почему вы хотите сделать это?

— Ради денег, — ответил он. — Мне нужны деньги для новой атаки на издателей. Деньги — нерв войны, а в моем случае — деньги и терпение.

— Но если речь идет только о деньгах, почему же вы не остались в прачечной?

— Потому что прачечная превращала меня в животное. Такая изнурительная работа легко приводит к пьянству.

Она посмотрела на него с ужасом.

— Вы хотите сказать… — Она запнулась. Мартин легко мог бы уйти от ответа, но он был честен по натуре и к тому же вспомнил свое старое решение быть всегда правдивым, чем бы это ни грозило.

— Да, — ответил он, — именно это. Несколько раз.

Она вздрогнула и отодвинулась от него.

— Никто из моих знакомых никогда не делал этого.

— Значит, они никогда не работали в прачечной отеля, — горько засмеялся он. — Трудиться похвально и полезно для здоровья, так, по крайней мере, говорят все проповедники, и, видит Бог, я никогда не боялся труда. Но все хорошо в меру. А ее-то и не было в этой прачечной. Вот почему я снова отправляюсь в плавание. Я надеюсь, что оно будет последним; возвратившись, я во что бы то ни стало пробьюсь в журналы. В этом я убежден.

Она неодобрительно молчала, и он грустно следил за ней, ясно сознавая, что она никогда не поймет, через какие мытарства он прошел.

— Когда-нибудь я опишу все это и назову «Унижение труда», или «Психология пьянства в рабочем классе», или что-нибудь в этом роде.

Никогда еще со времени первой встречи они не были так далеки друг от друга, как в тот день. Его признание, за которым таился дух возмущения, оттолкнуло ее. Но отчуждение испугало ее больше, чем причина, вызвавшая его. Оно показало ей, насколько она сблизилась с ним, и ей захотелось дальнейшего сближения. В душе Рут поднималась жалость, у нее возникли наивные идеалистические мечты о том, чтобы исправить его. Она спасет его от проклятия, наложенного средой, в которой он вырос, спасет его от него самого, даже против его воли. Все эти стремления казались ей необычайно благородными; она не подозревала, что за ними, в их основе, таилась ревность и жажда любви.

Они много катались на велосипедах, пользуясь прекрасными осенними днями, и за городом, на холмах читали друг другу вслух стихи, благородные, возвышенные стихи, которые поднимали их дух. Самоотречение, самопожертвование, терпение, трудолюбие и стремление к возвышенному — вот что она стремилась привить ему. Все это воплощалось для нее в образах ее отца, мистера Бэтлера и Эндрю Карнеги, который из простого мальчика, сына эмигранта, превратился в миллиардера, снабжающего книгами весь мир.

Мартин дорожил этими беседами и наслаждался ими. Теперь он яснее понимал ход ее мыслей, и душа ее перестала быть для него нераскрытым чудом, как прежде. Теперь они стояли на одном уровне в духовном развитии, а разногласия не влияли на его любовь. Его чувство было даже горячее, чем когда-либо, ибо он любил Рут такой, какой она была на самом деле, и физическая хрупкость любимой девушки лишь увеличивала ее обаяние в его глазах. Он читал когда-то о болезненной Элизабет Баррет, которая много лет не касалась ногами земли до того чудесного дня, когда она убежала с Броунингом и твердо стала на землю под открытым небом. Мартину казалось, что он может сделать для Рут то же, что сделал Броунинг для Элизабет. Но прежде она должна полюбить его, остальное будет легко. Он вольет в нее здоровье и силы. И он рисовал себе в грезах их будущую совместную жизнь, когда они, трудом добившись успехов, богатства, уютно устроившись на диване среди подушек, будут читать и обсуждать стихи.