Мартин Борман

«Моя лояльность к вам безусловна. Сделаю все возможное для освобождения вас в Берлине. Если судьба все-таки заставляет меня управлять рейхом в качестве назначенного вами преемника, я продолжу войну до итога, достойного уникальной героической борьбы немецкого народа».

Борман получил эту радиограмму. По собственной прихоти, он преднамеренно воздержался от информирования Дёница о смерти Гитлера и о том, что гроссадмирал, следовательно, уже является законным главой государства. Но это ключевое упущение составляло суть плана.

Геббельс и Борман решили, что наступило время не сдаваться русским, но вести с ними переговоры. Генерал Кребс, говоривший по-русски, был выбран переговорщиком. Ему поручили сообщить русским военным властям, что Гитлер мертв, и передать им имена тех лиц, которые назначены в новое правительство. Ему следовало также передать письмо, написанное и подписанное Геббельсом и Борманом, которое содержало аналогичную информацию и адресовалось Сталину. По существу, Кребса уполномочили договориться о перемирии — с тем, чтобы новое правительство смогло быть сформировано и повести дальнейшие переговоры.

План был иллюзорным. Русским ничего не было нужно, кроме безоговорочной капитуляции. Геббельс и Борман сидели в бункере как в западне, и русские могли захватить их в любое время, теперь точно зная их местоположение. Но в этом последнем приступе фантастического осмысления реальности Геббельсу терять было нечего. В случае провала мирного предложения он приготовился осуществить свое прежнее решение — покончить жизнь самоубийством.

Для Бормана ситуация выглядела иначе. Он был полон решимости жить дальше. Если план осуществится, его признают полномочным членом нового правительства и, возможно, обеспечат гарантией безопасного ухода из Берлина. Тогда он отправится к Дёницу в качестве привилегированного эмиссара.

Но пока реакции русских на миссию Кребса не было, Борману приходилось воздерживаться от информирования Дёница о смерти Гитлера. Страх, который внушал всем Борман, и власть, которой он пользовался, исходили от близости к фюреру. И если Дёниц узнает, что Гитлер мертв, он может не пожелать принять Бормана в качестве своего советника. Дёниц даже может воспользоваться услугами Гиммлера — для формирования правительства без Бормана.

С русскими связались по радио, и они согласились принять германского представителя. Около полуночи Кребс отправился пешком по развалинам на позиции русских в указанном месте. Его сопровождали два солдата, переводчик и начштаба коменданта Берлина генерала Вейдлинга полковник Теодор фон Дуфвинг.

Кребс был полноватым мужчиной среднего роста. Бритоголовый, он имел на лице шрамы от недавно залеченных ран, полученных во время воздушного налета в марте, кребс был одет в кожаный плащ, на шее — Железный Крест. Однако для этого визита последний начальник Генштаба не взял с собой привычный монокль.

Когда Кребс ушел, Геббельсу и Борману ничего не оставалось, как только ждать реакции на его миссию. На рассвете следующего дня, 1 мая, они все еще не имели известий от Кребса или русских. В 7.40 утра Борман с понятным нетерпением отправил еще одну шифровку в Плён:

«Гроссадмиралу Дёницу (секретно и лично).

Волеизъявление вступило в силу. Выезжаю к вам возможно скорее. До моего прибытия вам, полагаю, следует воздерживаться от публичных заявлений.

Борман».

Дёниц, конечно, ничего не знал о каком-либо волеизъявлении. Ему не сообщили еще о смерти Гитлера. И Борман, фактически, не стремился к нему «как можно скорее», поскольку решил дождаться каких-либо вестей от Кребса.

Вести пришли в середине утра, когда в бункере появился полковник фон Дуфвинг. Его с Кребсом принимал командующий 8-й гвардейской армией генерал-полковник Василий Чуйков. Кребс все еще вел переговоры с Чуйковым. Он не добился большого прогресса, поскольку позиция русских оставалась простой и непреклонной. Они заявили, что примут только немедленную и безоговорочную капитуляцию Берлина и обитателей бункера.

Фон Дуфвинг взглянул на Геббельса и нашел его спокойным, не подающим признаков страха. Полковник почувствовал, что, в противоположность Геббельсу, Борман дрожал и был озабочен лишь сохранением своей жизни. Однако ни Геббельс, ни Борман не согласились на капитуляцию. Вернулся Кребс. Когда он появился около полудня в бункере, то смог только повторить то, что уже сообщил фон Дуфвинг.