Неудачи и нагрузки, выпавшие на долю Гитлера, сломили бы многих из людей, но он усугублял их нездоровым образом жизни. Фюрер покидал подземный бункер лишь для военных совещаний или для коротких прогулок с Блонди. Такие выходы были его единственным физическим упражнением. Поздно вечером в бункере фюрера собирались на чай несколько его ближайших соратников. В это время Гитлер часами рассуждал на разнообразные темы, например о своей юности в Вене, первых годах борьбы нацистской партии, значении истории, судьбе человека, музыке Вагнера, расах. Не допускалось никакого упоминания о войне.
Борман позаботился о том, чтобы эти «застольные беседы» записывались от руки подобранной им стенографисткой. Как единственный надежный толкователь мыслей фюрера, Борман прочитывал записи его монологов, иногда поправляя их или добавляя собственные комментарии перед тем, как их хранить у себя. В конце концов «застольные беседы», формально известные как «Записи Бормана», составили 1045 печатных страниц, во главе которых он написал: «Записи чрезвычайной важности для будущего. Хранить самым тщательным образом».
Гитлер часто говорил до зари. Затем спал до начала военных совещаний в полдень. Кроме того, он попал в полную зависимость от врача-шарлатана, вульгарного и раболепствующего доктора Теодора Мореля, который промышлял изготовлением патентованных лекарств под патронажем фюрера.
Морель опробовал на своем пациенте по крайней мере двадцать восемь микстур, часть из них полезных, часть — вредных. Группа профессиональных врачей сочла, что одно из лекарств Мореля, состоявшее из смеси белладонны и стрихнина, постепенно отравляло фюрера. Гитлер отмахнулся от нее и продолжал пользоваться услугами Мореля, который услужливо снабжал своими снадобьями большинство других представителей узкого круга собеседников в «Волчьем логове». Борман воздерживался от употребления этих снадобий. В свои 43 года, здоровый и крепкий, хотя и мучившийся иногда головными болями, глава партийной канцелярии держался подальше от гротескового шарлатана, который прислуживал слабеющему фюреру.
Несмотря на частое употребление лекарств и ведение нездорового образа жизни, нельзя исключать того, что моральная и физическая деградация Гитлера происходила главным образом из-за прозаического нервного расстройства, которое поражает, без всяких предварительных симптомов и признаков, миллионы людей в возрасте 50–60 лет. Из множества врачей, лечивших Гитлера в то или иное время, ни одному не было позволено подвергнуть его тщательному клиническому обследованию. Но некоторые врачи полагали, что он демонстрировал очевидные внешние симптомы болезни Паркинсона.
Конкретная причина болезни фюрера неизвестна. Она не связана с каким-либо видом деятельности, конкретным местом проживания или расовой принадлежностью. Она подкрадывается медленно и незаметно. По мере прогрессирования эта болезнь характеризуется дрожью конечностей и онемением определенных мышц. Пораженные нижние конечности больного не дают ему возможности бегать. Такой больной страдает припадками тревоги и нервной депрессии, а также часто дает волю истерическим вспышкам.
Онемение затрагивает, в частности, лицевые мышцы, вызывая неподвижность, квалифицируемую как явная «маска Паркинсона». Болезнь серьезно снижает дееспособность, но редко приводит к фатальному исходу. Нет проверенных способов лечения, которые могут замедлить течение болезни или избавить от нее.
Стал ли Гитлер жертвой болезни Паркинсона, или его недуг имел неизвестное происхождение, но он перестал быть человеком, каким его знали прежде. И по мере усиления болезни фюрер все больше попадал под влияние своего энергичного секретаря. Теперь Борман полностью доминировал в окружении Гитлера. Постоянно находясь при фюрере или появляясь по первому требованию, Борман стал единственным каналом связи с Гитлером, хранителем его секретов, лицом, издающим от имени вождя приказы.
«Предложения Бормана так точно формулируются, — заметил однажды Гитлер одному помощнику, — что мне нужно только сказать «да» или «нет». Вместе с ним я справляюсь за десять минут с горой документов, из-за которых другие отнимают у меня целые часы. Когда я прошу его напомнить мне о делах шестимесячной давности, то могу быть уверенным, что он выполнит это».
Вальтер Шелленберг, начальник политической разведки службы безопасности (6-е управление РСХА), признавая таланты Бормана, весьма цинично оценивал способ их реализации. «Он обладал способностью упрощать сложные вопросы, коротко о них докладывать и выделять существенные моменты в нескольких ясных фразах, — вспоминал позднее Шелленберг. — Он делал это настолько умело, что даже его самые короткие доклады содержали в подтексте решение».