Марта

Вдруг он замолчал, потому что красная портьера раздвинулась и в гостиную вошла Марта. Она ступила шаг и остановилась, держась рукой за спинку кресла. В эту минуту она была очень хороша. Тяжелые переживания — быть может, последний момент долгой внутренней борьбы — окрасили ее бледные щеки ярким румянцем; она, видимо, только что в припадке отчаяния схватилась руками за голову, и две вьющиеся прядки черных волос упали на бледный лоб, резко отделявшийся от залитого краской лица. Она стояла с поникшей головой и опущенными глазами, но во всем ее облике чувствовалось не колебание, не страдание, а лишь твердое, бесповоротное решение.

Одного взгляда на эту женщину было достаточно, чтобы понять, что она отважилась на нечто, имеющее для нее огромное значение, на какой-то шаг, который она не могла совершить без большого усилия над собой, без огромного напряжения воли. Наконец она подняла голову и подошла к Марии.

— Вы кончили уже? — спросила, вставая, пани Мария, пытаясь непринужденно улыбнуться.

— Да, пани, — тихо, но твердо ответила Марта. — Сегодняшний урок окончен, и я пришла сказать вам, что он последний. Я не могу больше заниматься с вашей дочкой.

На лице Марии Рудзинской можно было прочесть удивление, грусть и замешательство. Последнее было всего сильнее. Этот добровольный отказ помешал доброй женщине сказать то, что она уже давно собиралась сказать.

— Вы не будете больше давать уроки Ядзе? — переспросила Мария, запинаясь. — Но почему?

— Потому, — медленно и тихо ответила Марта, — что я не гожусь в учительницы.

Говоря это, она опустила глаза; мучительное чувство стыда выражалось на ее вспыхнувшем лице.

— Я переоценила свои способности, — продолжала она. — Оставшись без всяких средств, я знала, что должна работать… Я слышала, что большинство нуждающихся женщин дает уроки, чтобы заработать кусок хлеба… Я надеялась этим трудом прожить… Мне сказали, что я могу преподавать только французский язык, и я считала свои знания достаточными, так как говорю по-французски бегло и правильно. Но теперь я убедилась, что хорошо говорить — это еще не значит по-настоящему знать язык. Я никогда не изучала его основательно, а то немногое, что знала в детстве, забыла… Это были отрывочные, поверхностные знания, и не удивительно, что они не удержались в моей памяти. Та иностранка, что обучала прежде вашу дочь, была прекрасной учительницей. У панны Ядвиги гораздо больше знаний, чем у меня…

Марта остановилась на минуту, словно собираясь с силами.

— Конечно, — продолжала она, — я очень нуждаюсь в заработке, но я не хочу поступать против совести… Ведь, когда вы договаривались со мной, вы сказали, что прежде всего требуете от учителей, чтобы они помогли вашей дочери основательно изучить предмет… А я ей этого дать не могу… Вы так хорошо отнеслись ко мне, что я была бы не только недобросовестной, но и неблагодарной, если бы…

Мария не дала ей договорить. Она взяла несчастную женщину за руки и, крепко сжимая их, сказала:

— Дорогая моя! Я не могу, конечно, возражать против того, что вы сами о себе говорите. Но, поверьте, мне очень, очень грустно расставаться с вами. И я хочу быть вам хоть чем-нибудь полезной… У меня знакомства, связи…

— Пани, — сказала Марта, поднимая глаза, — единственное мое желание — это найти работу…

— Но в какой области вы хотели бы и могли работать? — поспешно спросила Рудзинская.

Марта долго молчала.

— Не знаю, — дрожащим от стыда голосом ответила она наконец, — не знаю, что я умею делать и вообще умею ли хорошо делать что-нибудь?

— Не хотите ли давать уроки музыки? Одна моя родственница как раз ищет учительницу музыки для дочери.

Марта отрицательно покачала головой.

— Нет, — сказала она, — в музыке я еще гораздо менее сильна, чем во французском языке.

Мария задумалась. Она не выпускала руки Марты из своих, словно боялась, что та уйдет от нее, не получив совета и помощи.

— Может быть, вы могли бы преподавать естественные науки? Мой муж воспитывает мальчика, которому трудно дается ученье… Ему нужен репетитор, чтобы помогать ему готовить уроки.

— Нет, пани, — перебила Марта, — естественных наук я почти совсем не знаю.

После минутного колебания она прибавила:

— Я немного умею рисовать. Если вы знаете кого-нибудь, кто ищет учительницу рисования…

Мария, подумав с минуту, отрицательно покачала головой.

— Это труднее всего. Мало кто учится рисовать, к тому же рисование преподают обычно мужчины… Так уж принято.

— В таком случае, — сказала Марта, пожимая руку Марии, — мне остается только проститься с вами и поблагодарить за вашу доброту и любезность.