По ее последовавшему рассказу я поняла, что она директор районной библиотеки, проработала там больше двадцати лет, подняла библиотеку в десятку лучших по городу, вся ее жизнь – в библиотеке и ради библиотеки. Но вот недавно начальство объявило ей, что с сентября она будет работать в совсем другой библиотеке в другом районе, а на ее место пришлют нового директора, которого никто знать не знает, и какой в этих перестановках смысл – ведомо только начальству. Папа, узнав эту историю от возмущенных читателей библиотеки, написал статью, чтобы сообщить всем о явной несправедливости по отношению к Лидии Ивановне и ее подчиненным. Но теперь начальство Лидии Ивановны считает, что это она заказала ему такую статью, и грозит лишить ее премии.
– Ни в коем случае никаких статей, никаких обращений, протестов и пикетов, – горячо говорила папе Лидия Ивановна. – Мы все под микроскопом – чуть что, с нас снимают деньги! А у меня мама больная, ей лекарства нужны.
– Но тогда с вами можно делать все что угодно, – вежливо возразил папа.
– Господи, ну что мне еще сказать, чтобы вы меня поняли! – в отчаянии вскричала Лидия Ивановна и заломила руки.
– Что там за шум, едрить вашу?! – завопила бабушка из своей комнаты.
– Извините, это моя мама, она тоже немножко больная, – быстро проговорил папа, обращаясь к директору библиотеки, и крикнул в сторону бабушки: – Это ко мне пришли!
– Кто?! – заорала бабушка.
– Господи, – папа на мгновение закрыл лицо ладонями. – Может, вы чаю хотите? – отнимая ладони, обратился он к Лидии Ивановне. – Что я вас тут держу, проходите на кухню.
– Нет-нет-нет, – замотала та головой, с опаской поглядывая на дверь бабушкиной комнаты. – Я пойду. Но умоляю вас: удалите статью и напишите опровержение.
– Какое? – не понял папа.
– Что вы ошиблись, написали неправду.
– Но я же правду написал.
Они умолкли и некоторое время глядели друг на друга.
– Господи, – плаксиво пискнула директор.
– Хорошо, хорошо, – заторопился папа. – Я как-нибудь что-нибудь… Я вам очень сочувствую, честное слово. Но вы тоже меня поймите.
– Мне только до пенсии продержаться, – жалобно проговорила Лидия Ивановна, двигаясь к выходу.
Она вышла на площадку, попрощалась с нами и грустно затопала вниз по лестнице.
– Господи, – повторил папа, прислоняясь к стене прихожей.
Я закрыла входную дверь.
– Пап, а как же миссия журналиста – доносить до общества общественно значимую информацию? – спросила я. – Ведь люди должны быть в курсе, если кто-то рядом с ними злоупотребляет властью и заставляет других людей делать то, что они не хотят.
– Где ты этого начиталась? – простонал папа.
– В интернете. Ты что, выполнишь то, о чем она просит?
– Так, – сказал папа. – Пойдем-ка чаю попьем. А потом подумаем.
Единственное, что мы придумали, – это переписать статью, убрав из нее имена, номер библиотеки, название района и вообще любые детали, которые могли выдать Лидию Ивановну, и приделать к тексту предисловие, в котором будет сказано, что один из фигурантов статьи попросил об анонимности из соображений безопасности.
– Ужасно, – резюмировал папа.
65
Мы с Лусинэ и Денисом вовсю готовились к выступлению, но, чтобы держать И Дэ на расстоянии и не впускать ее в кабинет музыки, нам приходилось хитрить. Мы сфотографировали висящее в учительской расписание, где напротив фамилии каждого педагога были отмечены его уроки, выспросили у географички, когда проводятся селекторные совещания с департаментом и обыкновенные совещания с директрисой. Денис узнал у мамы, по каким дням они с И Дэ ходят на фитнес и маникюр. Потом, сидя в пиццерии над «маргаритой», мы свели всю эту информацию в одну таблицу и получили искомые данные – в какой день недели со скольки до скольки И Дэ занята и никак не может появиться у нас на вальсе. После этого мы стали назначать репетиции строго в эти дни и часы.
– Я уж запутался, когда тя ждать, когда нет, – недовольно говорил мне Рыжий. – Вы чо там с коротышкой каратистом мутите?
Я пропускала такие подколки мимо ушей, и мы шагали по улице в обнимку. Зимний холод ушел окончательно, солнце ударило сразу под 20 градусов. Из земли, еще вчера покрытой черной коркой растаявшего грязного снега, наперегонки лезли ярко-зеленые травинки. В один из таких жарких дней, когда у нас не было репетиции, потому что И Дэ была свободна, я отвела Рыжего в мамину квартиру, и мы наконец сделали это. Ничего чрезвычайного я не почувствовала, и оказалось, что мои одинокие фантазии дают мне гораздо больше, чем настоящий секс с живым парнем. Но сам факт того, что это произошло и я перешла на новый уровень своего существования и отношений с противоположным полом, чрезвычайно меня радовал. Теперь уже никто не скажет, что я чего-то не знаю. Теперь я могу пробовать и развивать эту сторону человеческой жизни – дорога открыта. Теперь…
– Тебе как, понравилось? – спросил Рыжий, глядя на меня и почесывая нос.
– Да-а, – с чистой совестью ответила я.
66
Лус меня позвала на день рождения. Приходи, говорит, больше никого не будет. Я, говорит, дни рождения не умею праздновать. Я тоже не умею, ответила я.