Бабушка пустилась в долгий рассказ о том, как Таня окончила университет и работает в каком-то исследовательском институте, она химик, у нее своя квартира, а еще она купила квартиру дедушке, который после развода с бабушкой уехал из Москвы и перебрался к дочери. Дедушка тем временем уже десять лет покоился в колумбарии Калитниковского кладбища и в разводе с бабушкой никогда не был.
Позже, когда бабушка уснула и мы с папой пили чай на кухне, я рассказала ему про бабушкины фантазии, и он огорченно покачал головой. С его точки зрения, это говорило об ухудшении ее состояния.
– Пап, – обратилась я к нему, выждав паузу, – а можно мне Танины фотографии посмотреть?
Мне хотелось узнать, какая она была и похожи ли мы с ней.
– Нет фотографий, – ответил папа. – Толя их разорвал на мелкие кусочки и спустил в унитаз.
– Зачем? – оторопело спросила я.
Папа некоторое время тер лицо ладонями, а потом ответил:
– Когда она умерла, ему четырнадцать лет было. Предполагаю, ему все это было очень тяжело. Он ее любил очень. Гулял с ней, играл, читал ей книжки. Пеленки ее стирал. Мне отец рассказывал. И когда все это случилось, ему невыносимо было смотреть на ее вещи и фотографии. Они его жгли огнем. Это может быть очень больно – смотреть на фотографии того, кто умер. Ты не читала «Глазами клоуна» Генриха Бёлля?
– Не.
– Почитай как-нибудь, – папа говорил, опустив голову, и водил пальцем по трещинам в столешнице. – Там главный герой вспоминает, как в конце войны погибла его старшая сестра, и он, тогда мальчишка, выбросил ее одежду из окна и сжег во дворе. Потому что ему было невыносимо видеть ее вещи. Я эту книгу прочел лет в тридцать, уже здоровый дурак, и только тогда понял, что с Толей произошло. Никто тогда не понял – ни отец, ни мать, – да и сам он толком не понял и не мог объяснить. Он уничтожил ее фотографии, все до единой, а мать потом целый год с ним как с чужим обращалась, мимо него буквально смотрела, и они с тех пор так и не помирились до конца. Что-то между ними тогда сломалось.
Он помолчал, ковыряя самую глубокую трещину ногтем, потом поднял на меня глаза и смущенно улыбнулся.
– Вот.
51
Когда потеплело и папа стал открывать в своей комнате балкон, я как-то выбралась на солнце с табуреткой, чтобы позагорать лбом и попить чай. Уже уходя, я случайно заметила на одном из кирпичей стены написанное графитным карандашом имя «Таня». Кто-то его написал здесь много лет назад. Отвернулся от деревьев к стене, достал карандаш и написал прописью. Сама Таня не могла – в 3 года она писать не умела. Вряд ли это были бабушка или дедушка – взрослые редко пишут имена любимых на стенах, это больше подходит детям и студентам. Папа? Он ее не знал, только слушал рассказы родителей. Остается Толя.
52
Мы шли с Лусинэ из районной библиотеки (я продлевала Уголовный кодекс, она взяла Толстого, который кончился в библиотеке школы) и встретили Дениса. Он шагал в сопровождении Оли с первой парты. Они держались за руки и влюбленно блестели глазами. Завидев нас, Денис страшно смутился и замедлил шаг.
– Привет! – вежливо поздоровались мы с Лусинэ.
Денис что-то неразборчиво буркнул, а Оля еще теснее прижалась к нему и бросила на меня торжествующий взгляд.
– Мы в библиотеке были, – сказала Лусинэ, показывая им Толстого, из которого сразу вылетели несколько листков и закружились над асфальтом. Лусинэ бросилась их ловить и запихивать обратно в книгу, высчитывая их надлежащее местоположение по номерам страниц.
Денис молчал, Оля тоже, и, чтобы прервать неловкую тишину, я сказала:
– У меня к тебе дело есть. Встретимся завтра перед школой?
Денис с недоумением посмотрел на меня.
– В восемь ноль пять, – продолжила я. – За турниками.
– Зачем? – спросил он.
– Покажешь мне кое-какие приемы, – сказала я.
Эта идея – попросить его научить меня каким-нибудь боевым приемам на всякий случай – пришла мне в голову сегодня на обеде, когда мне почудилось, что Маша, Даша и Наташа следят за мной и перешептываются.
– Ну ладно, – с неохотой проговорил Денис.
Оля метнула в меня еще один взгляд, на сей раз не торжествующий, а «желаю тебе провалиться сквозь землю».
– Мы пойдем, – сказал Денис и потянул за собой Олю.
– Пока! – доброжелательно крикнула им вслед Лусинэ.
Потом она повернулась ко мне, зажимая подмышкой непокорного Толстого, который так и норовил расползтись на части, и сказала с искренней радостью:
– Круто, что Денис нашел себе девушку. С таким ростом, как у него, это сложно. А Оля ему как раз подходит – такая же маленькая.
– Угу, – согласилась я.
Мы пошли дальше и некоторое время молчали, а потом Лусинэ хитро на меня глянула и сказала:
– Ты специально это сделала?
– Что? – не поняла я.
– Попросила его при ней научить тебя приемам?
– Нет, не специально, – честно ответила я.
– У нее такое лицо было, ой, не могу! – прыснула Лусинэ. – Я думала, она от злости лопнет, одни брови останутся!