Март

Стоило только Павлу переступить порог теплого помещения больницы, его обдало слегка морозной свежестью ранневесенних вечеров, всё-таки к хорошему, к теплу быстро привыкаешь. Небо было поразительно безоблачно, по улицам разливался холодный лунный свет. Пора было возвращаться … куда? До дома далеко, он за пределами Курска. Возвращаться куда? Куда идти? Вопросы риторические, ответа нет. Поэтому он просто пошёл прямо. Вокруг все спешили, торопились в конце дня к любимым, к семьям, да просто домой. А когда нигде не живешь – некуда торопиться вечером. Павел набрёл на подобие сквера: линейка фонарей, произраставших на месте газона, по обе стороны от них дорожки бетонных плит с лавочками, замыкают с обеих сторон ансамбль тесно посаженные деревья. С одной стороны сквера после деревьев – дорога, с другой – жилые многоэтажки. Павел нашёл наиболее приличную лавочку в сквере, накинул влажное пальто, прилёг, положив под голову руку.

Наступила полноценная ночь.

К сожалению, вынужден признать, что ночью небольшие города куда как лучше, приятнее взору, чем при свете дня.

Но солнце ставит вновь свой трон,

С полночных стран встаёт заря …

У Тимура с утра было уже не так людно. Не было ни души, а он сам сидел за столом у окна и пил чай.

– Здравствуй, Тимур.

– Ааа, вот он где! Ты что вчерась устроил, дорогой? Скорая, потом тебя вызванивают, ищут! Я чуть с ума не сошел.

– Ищут?

– Звонили, паренёк какой-то просил Павла. Я сказал, что тебя нет, спросил, что передать. Он ответил – “от Новикова”, что ты всё поймёшь.

– Новиков … интересно …

– Да ты мне объяснишь что-нибудь, мать…?!

– Да, это Никита, мой сосед бывший. Надо бы перезвонить ему. – Павел встал, подошел к прилавку, указал пальцем на телефон. – Можно?

– Конечно.

Город начинал понемногу просыпаться. За окном проехало несколько машин, проходили школьники с рюкзаками. Небо совсем прояснилось, ветер, ещё вчера трепавший деревья, сошёл на нет. Весна брала своё.

– Да, хорошо, Никит. – Тимуру было слышно только одну сторону разговора, но и так было понятно, что Павел снова уходит куда-то. – Давай тогда на остановке у книжного, хорошо? … Мы туда поедем, да? Только, понимаешь … у меня сейчас даже не проезд не будет … Да, буду благодарен, спасибо. Пока.

– И что? – спросил Тимур со вполне справедливым выражением лица волнующегося друга или даже родителя.

– Да, это Никита.

– Я про него от тебя раньше ничего и не слышал.

– Там не так много чего рассказывать. Когда я ещё в общежитии квартировался, он был моим соседом. Парень со своими странностями, конечно, но толковый, мы подружились, можно сказать. Он на физмате учился, да и сейчас учится, успевает в точных науках так себе. Литфак по нём плачет, честно говоря. Хм … – Павел немного усмехнулся, – при встрече он всегда говорит “бонжур”, официанта где-нибудь зовёт не иначе как “гарсон”, когда истории какие-то рассказывает, всегда так витиевато начинает “в бытность моего весёлого, но полного потрясений крестьянского детства…” и всё в этом духе. Такой вот лингвистический гурман.

– Ясно. – Тимур звонко отхлебнул чай из кружки. – А сейчас он чего звонил-то?

– Да не знаю. Сказал, есть какое-то дело, предложил встретиться, он на учёбе ещё, недалеко здесь. Никита постоянно в какие-то движения втягивается, – пока Павел растекался мыслью по древу, Тимур уже достал на стол сливочное масло, небольшую тарелочку творога и мятные пряники, налил своему собеседнику чаю. – помню, когда я ещё с ним жил, он забегает в комнату весь взвитый, как ураган, кровать неубранную сверху пледом застелил, мусор со стола смел рукой и говорит мне: “у нас тут в гостях три девушки и всего четыреста рублей, дружище, придумай что-нибудь.”, и последние мятые деньги отдаёт. А что ж было делать? Надо как-то выкручиваться, на нас всех и поесть и … сам понимаешь.

– Ага. – Тимур преобразился отеческой улыбкой.