Март

Молодой человек продолжал свой путь, он свернул за угол здания гостиницы, направляясь от центрального собора вверх по улице вождя мирового пролетариата. Какая же она широкая эта улица для небольшого города! Для столичных и околостоличных жителей эта ширина смешна, но для местных, уж тем более для околокурских-районных жителей, кто никогда не выбирался за пределы своей Пердяевки, улица Ленина сродни Невскому проспекту. Если читателя когда-нибудь нелицеприятный ветер судьбы занесёт в эти края на день-другой, садитесь на автобус под номером 50 у Знаменского собора и отправляетесь по маршруту до конечной станции, не забывая крутить головой по сторонам. Прежде всего посмотрите направо: вы видите величавое серое (пусть серое! но величавое же) здание книжного магазина; посмотрите налево: вы видите главный небольшой местный драматический театр (да небольшой и местный, но главный и такой драматический, что дух захватывает). На протяжении первых метров двухсот по улице Ленина на домах есть даже подражательное подобие лепнины. Однако молодой человек не преодолел этой дистанции, он свернул у одного серого здания на параллельную улицу поменьше, где находилось небольшое заведение с весьма сомнительной репутацией питейного характера. Стоявший за прилавком кавказец отвлёкся от пересчитывания мелочи, когда распахнулась дверь.

– Ааа, здравствуй, дорогой, проходи.

– День добрый.

– Какими ты судьбами, дорогой? – продавец говорил хорошо, но все же с акцентом.

– Да вот, письмо на почте отправлял, решил зайти к тебе. Там какая-то бабка новая, “адрес” – говорит, – “адрес обратный”, вот же заела старая пластинка, а что я ей скажу? И всё в этом духе.

– Так говори мой, если надо.

– Да ладно, обойдётся дура.

На несколько секунд он замолчал, посмотрел в скатерть стола. Заведение и впрямь было небольшое: два стола, придвинутые к стене, находились справа от двери, ещё один располагался в углу. Напротив стоял прилавок с тремя пивными кранами, множеством банок и бутылок в холодильнике позади и всякого рода сверх солёной отравой(читай “закуской”). Окно было всего одно, да и то маленькое и грязноватое, отчего в помещении даже в ясный светлый день было довольно тускло.

– Тимур, – глаза поднялись на собеседника, – покормишь?

Кавказец сразу взволновался, засуетился.

– Ты что, дорогой? С этого ж начинать надо было! Ты погляди на него, сидит скромничает, как девка сахарная. Сейчас, сейчас, дорогой!

Тимур полез в холодильник. На столе в считанные мгновения образовались: тарелка зеленого супа с щедрой ложкой жирной сметаны, две котлеты, почти блестевшие от подсолнечного масла, грубо отломанный кусок черного хлеба, горка драников и сваренное вкрутую яйцо средних размеров. На небольшой тарелочке с цветочным орнаментом белоснежная горка крупной соли.

Ещё через секунду Тимур нырнул под прилавок и вынырнул с бутылкой водки.

Две пятидесяти граммовые рюмки глухо стукнулись, поспособствовав аппетиту обоих. После первой, как известно, не закусывают, но молодой человек, видимо, был столь голоден, что яйцо, два драника и полкотлеты вмиг исчезли со стола. Когда тарелка супа опустела в половину, Тимур наполнил стопки.

– Давай за свободу, дорогой.

“Да куда уж мне ещё” – подумал поедающий второй драник, но ответил:

– Давай.

И они выпили за свободу.

– Можно я у тебя какую-нибудь куртку ненужную возьму? А то моя совсем прохудилась.

– Там в чулане висит что-то. Бери, что хочешь, на здоровье.

Молодой человек встал из-за стола и пошёл в подсобное помещение. Он уже очень давно должен был поменять свой совсем худой пуховик и по сезону, и по его качеству. Вероятно, он и поменял бы, если бы мог. Молодого человека звали Павел, и его незнания адреса отправителя писем объяснялось попросту тем, что такого адреса у него не было. Павел бродяжничал. Время от времени он заходил к своему старому знакомому Тимуру в заведение. Здесь можно было по дружбе и по простосердечному кавказскому гостеприимству бесплатно поесть и взять ненужной старой одежды.

– Я возьму вот это … вроде пальто?

– Да бери, дорогой. Садись ещё выпьем.

– Спасибо, Тимур, я больше не буду. Это в тебя лей хоть из ведра, а мне не очень хорошо усваивается.

– Хорошо. – Тимур убрал тарелки, стопки, поставил бутыль обратно под прилавок. – Кому писал?

– Что?

– Письмо кому отправлял на почте?

– Родителям. Кому ж ещё …

– Это да. Что пишешь?

– Даа… разное – Павел немного задумался потом резко встрепенулся, встал и направился к выходу. – Спасибо, Тимур, ещё раз. Я пойду.

– Куда ты пойдёшь, дорогой?

– Мне там надо … пойти.

– Хорошо, хорошо. Заходи, как угодно, когда угодно. Двери всегда открыты, ты знаешь.

Павел попрощался, вышел за дверь и пошёл вдоль улицы, куда глаза глядели и вело молодое сердце.