Марсианское диво

Тело инженера не было прикрыто даже фиговым листком – вся его одежда и до сих пор, наверное, лежала возле Сфинкса, засыпанная песком во время бури, а здесь он, вероятно, никакой другой одежды не нашел. Или просто не нуждался в ней. Флоренс, раскинув руки, лежала на невидимой воздушной перине, слегка прищурившись от льющегося со всех сторон яркого, но не слепящего света, и смотрела, как он приближается к ней, ступая по пустоте, которая и являлась полом этого небольшого шарообразного и очень уютного помещения, И грудь, и плечи инженера покрывала обильная черная растительность, с лихвой компенсировавшая некоторый недостаток волос на голове, и ноги его тоже были волосатыми, и черная, с завитушками, сужающаяся дорожка тянулась от густого островка в паху до самого пупка. На плече инженера багровел след от укуса. Фигурой и мускулатурой Леопольд Каталински, безусловно, уступал киногероям, но выглядел вполне прилично – во всяком случае, его вид не вызывал сейчас у Флоренс никаких негативных эмоций. Округлое лицо инженера словно бы немного сузилось – возможно, такое впечатление складывалось из-за пробившейся на щеках темной щетины. Ничего угрожающего в этом крепко сбитом мужчине не было. Плотно сжатые губы и сосредоточенный неподвижный взгляд, устремленный на Флоренс, свидетельствовали о том, что ему полностью понятны собственные действия и совершенно ясна их цель.

Она почувствовала, как сладко и призывно заныло в низу живота, и горячая волна, зародившись там, пробежала по телу и плеснула в учащенно забившееся сердце.

Флоренс знала, что все происходит так, как и должно происходить, и поэтому не только не сопротивлялась, а, напротив, помогала инженеру, когда он начал раздевать ее.

Их соитие должно было свершиться не из простой физиологической потребности – тут было совсем другое. Теперь она тоже знала цель, которую Леопольд Каталински постиг гораздо раньше, когда она, Флоренс Рок, была далека от прозрения.

Да, она делала все это не ради собственного удовольствия – но ей было очень хорошо.

«Живот мой – круглая чаша, в которой не истощается ароматное вино… Чрево мое – ворох пшеницы, обставленный лилиями… Паси, паси между лилиями… вкушай сладкие плоды сада моего…»

Промашку допустить было никак нельзя – потому что это был последний шанс…

«Не спеши уходить из сада… Не спеши покидать лилии… Задержись в моем винограднике…»

Мысли серыми птицами медленно кружили на горизонте ее сознания. Мысли были готовы навсегда раствориться в наступающих сумерках.

– Оставайся здесь, – уже отдышавшись, ровным голосом сказал Леопольд Каталински и шагнул с невидимого ложа на невидимый пол; там не было ничего, кроме пустоты. – Лежи, отдыхай. Тебе некуда спешить.

Флоренс легла ничком на упругую теплую перину и тихонько засмеялась. Ну и шутник этот Лео! Куда же она пойдет отсюда?.. Зачем куда-то уходить из собственного распрекрасного аквариума?.. Вот уж сомнительное удовольствие – расхаживать по здешним коридорам и залам, да еще голышом… Со всякими нудистами-эксгибиционистами ей не по пути, и она вряд ли бы решилась повторить поступок достославной леди Годивы… А расхаживать пришлось бы именно голышом – потому что вся ее одежда, оказывается, пропала в пустоте, исчезла из аквариума… вся-вся… И ботинки тоже пропали, и даже фонарь… Ну вот и хорошо: она будет здесь лежать и.думать о разных приятных разностях, и солнце никогда не устанет светить в ее окно… По небесной реке приплывет красавец-корабль – и на палубе его, возле мачты с белым парусом, будет стоять тот, кого она не надеялась уже увидеть. Корабль по солнечному лучу перенесется прямо в ее аквариум, и там заплещется вода, и аквариум превратится в море – и она навсегда останется на этом корабле вместе с тем… с тем… кто бросил ее?!

Да нет же – вот он, совсем рядом, только у него почему-то лицо Лео… У него нет лица… Никого тут нет… Никого…

Солнечный свет вдруг исчез, и сразу стало сумрачно, холодно и неуютно. И виновата в этом была туча, огромная сплошная серая туча, несущая нечто гораздо более страшное, чем ливень или град. Флоренс не видела эту небесную уродину, но знала, что та надвигается из-за Теннесси, простираясь от горизонта до горизонта, и вот-вот будет здесь, прямо над домом. Она зависнет над крышей, и то, что прольется из нее, окончательно и бесповоротно уничтожит все пространства и времена… Туча гнала перед собой волны ужаса, они дикой ордой ворвались в голову той, что уже не могла вспомнить свое имя, – и нужно было бежать, немедленно бежать, спасаться от этого ужаса…

Бежать!

Она вскочила на ноги и бросилась в сгустившуюся темноту, ничего не видя, не слыша и не понимая. Чьи-то скользкие руки толкали ее в спину, сотни мелких иголок кололи в голую грудь, что-то цеплялось за волосы и хлестало по ногам. Она бежала, задыхаясь, и то и дело натыкалась на какие-то острые углы – и ужас по пятам следовал за ней, высасывая ее мозг, превращая сознание в осколки разбитого зеркала.