— Погоди, ты неправильно объясняешь, — Фоменко тоже подошел к плакату. Есть определенный предел, за которым кончаются время и пространство. Но это не полное торжество энтропии. Время доходит до него, настолько изменив по дороге свои свойства, что в какой-то миг становится своей противоположностью. И начинает двигаться обратно — к эпицентру Большого Взрыва. Естественно, возникают другие проколы. Через одни можно попасть в Гренландию двадцать пятого века нашей эры, а через другие — в Австралию двадцать пятого века до нашей эры.
Вот теперь я окончательно понял картинку. Одного не понял — значит, в пространстве есть миллион одновременно действующих Солнечных систем, что ли, и проколы наугад соединяют их?
Но мне не позволили разобраться с этим сомнением до конца.
— А теперь самое интересное! — заявил бывший бармен. — Если сразу после Большого Взрыва поток времени был направлен на… на…
— На бесконечное множество точек пространства, — подсказал из-за компьютера Леша.
— На него с равной силой, то потом, когда пространство стало расползаться, а время — ветвиться, получилось, что на одни части пространства давит более толстый, ну, мощный поток, а на другие вообще никакого давления нет. И пространство стало поворачиваться…
Бывший бармен достал еще один лист — там толстый поток приподнимал край рулона обоев, другой же край, лишенный подпорки, свисал.
— И в результате проколы дрейфуют!
— То есть, допустим, вы входите в прокол, который замкнут на южном берегу Австралии, но если вы войдете в него через год — то вам придется выныривать из вод Тихого океана, — вразумительно объяснил Фоменко.
— Только и делов? — удивился я. — Ну уж как-нибудь вынырну. А во времени они не дрейфуют?
— Теоретически это возможно! — обрадовался Леша. — Вы правильно мыслите. Я как раз собирался это посчитать.
Я не мыслил, я издевался. Но они не поняли.
— Вам теория Вовчика может показаться странной, — деликатно выразился Фоменко. — Но только эта теория — только она! — объясняет все парадоксы с проколами. Она работает, понимаете? Исходя из нее, ни один прокол не является постоянным, все они дрейфуют, исчезают, потом где-то появляются новые!
Он ткнул пальцем в самый край пространства-рулона, чтобы я уразумел, как поток времени проходит мимо края, впритирку.
— И местоположение всех этих проколов можно вычислить? — с большим сомнением спросил я.
— Я как раз пишу программу для расчета маршрутов, — совершенно не желая понимать моей иронии, ответил Леша. — Чтобы можно было совершить круг войти, скажем, на Семеновских болотах, выйти в Японии шестого века, где-нибудь в Нара, оттуда перебраться в Китай, там войти — и выйти, допустим, в Праге в наше время. Энтропия пространства тоже имеет свои законы. У меня есть данные, чтобы рассчитать количество больших и малых проколов на единицу площади, чтобы вычертить графики их расположения, и вообще…
— Есть еще и петли, — добавил Фоменко. — Это когда в один прокол входят прямотекущее и обратное время. Вот как раз в Версале — петля. Можно войти в восемнадцатый век, примерно в семидесятые годы, и выйти обратно в своем времени час спустя. Но с ними — темное дело. То появляются, то пропадают.
Машка собиралась в свадебное путешествие повезти меня в Париж и показать Лувр с Версалем. Сейчас я понял, что мы поедем в какую-нибудь другую сторону.
— Теория замечательная, — сказал я. — Ну а доказательства есть?
— Вот доказательство, — тут Вовчик ткнул пальцем в таз с трубками. — Я же сказал — модель действующая. Только бочку я зря сюда припер. Она нужного напора не дает, пришлось насос установить.
— Какой насос? — я почему-то первым делом подумал о потоках времени, а перекачка их при помощи насоса — как раз то, до чего вот-вот додумаются мои трое безумцев.
— Обыкновенный, водяной. Вот мы сейчас включим модель, из трубок пойдет вода, из толстых струя будет толще, из тонких — тоньше — заворковал бывший бармен, — и на струи мы положим пространство…
Он достал из-за дивана полупрозрачный рулончик из какого-то пластика, весь в больших и маленьких дырках.
— Да я все понял!
— Точно понял?
— Ну да! Чтоб мне сдохнуть!
— А вот теперь, когда вы поняли основной принцип, мы можем поговорить и об экспедиции, — спокойно и весомо произнес Фоменко. И я вспомнил, зачем сюда, собственно, явился. Убегать сломя голову я уже не имел права.
Если эти трое безумцев считают свою теорию достаточным обоснованием для спонсорской помощи… Ну и ладно! Буду четвертым. Тем более, что это единственный шанс.
— Охотно.
— Ближайший прокол у нас на Семеновских болотах. Там пятно белого тумана.
— А что, бывают другие?
— Бывают, — веско сказал бывший бармен. — Есть еще багровый туман. Но у нас ближайшее — белое.
— Это куда кидали консервную банку? — вспомнил я.
— Мы отвезем вас на Семеновские болота и покажем, как это все выглядит. Чтобы вы поняли — это не бред, не шизофрения, не галлюцинации… очевидно, Фоменко в роли Новодевичьего наслушался довольно конкретных диагнозов. Особенно любят их ставить старые кандидаты и доктора наук, выросшие на марксизме-ленинизме и научном атеизме.