Маршал

Очнулась я в санчасти. Ночь. Тишина. И я подумала, что всё это было во сне. Просто приснился кошмар. Но утром за мной пришли и повели в ту самую красную комнату, где всё было как всегда – строго, портреты вождей всё так же висели на стенах. Вот только много незнакомых мужчин, и они вновь и вновь задают мне вопросы: где находилась я, где был Самбиев, знала ли я, что он собирается сделать?

В тот же день меня отвезли в какое-то заведение. Провели в кабинет, где были лишь стол, два стула, графин с водой и ручка с бумагой. Сказали:

– Пиши всё, что было в детском доме.

– Всё писать? – спросила я.

– Всё, – был ответ.

Я писала долго. Наверное, два-три часа. Один военный, я форму и звания тогда не различала, но, судя по всему, высокий чин, каждые полчаса заходил меня проведать и каждый раз:

– Пиши, пиши… Всё. Поподробнее.

Сев напротив, офицер очень долго читал моё изложение, пару раз полушепотом при этом выматерился и как итог:

– Мразь!

Потом он ушёл вместе с листками. Вернувшись, указал мизинцем на слово «Цыпленок»:

– Больше – ни во сне, ни наяву, нигде и никогда не пиши об этом и не говори… Когда понадобится, тебе об этом напомнят.

Вечером меня доставили обратно в детский дом, а там продолжение событий. Оказывается, детдомовцы, узнав, в чём дело, стали избивать Вику и здесь в ход пошло холодное оружие. Если бы не вовремя подоспевшие наставники, Вику бы убили. Её отвезли в больницу…

Больше я её не видела, – тяжело вздохнула Елизавета. – И не желала видеть. И не дай Бог увидеть. Правда, несколько раз она на связь выходила…

Сейчас её вроде уже нет. Хотя не знаю… И меня в том детдоме тоже могли прибить. Поэтому в ту же ночь меня отправили в Алма-Ату. А там уже определили в интернат для старшеклассников, где директор с ходу сказала:

– Порою лучше всё забыть и начать жизнь с чистого листа.

Я так и сделала. Попыталась всё и всех забыть, но только Самбиева забыть не смогла.

– И сейчас любите? – прервал её рассказ Тота.

Она призадумалась, явно что-то вспоминая. Её белесо-голубые, уже выцветающие глаза обильно увлажнились. Она отвела взгляд в сторону окна. Там, за окном кафе, мирно текла жизнь Швейцарии.

– Удивительное дело, – протирая глаза платком, сказала Елизавета. – Вот страна. Совсем маленькая Швейцария. Здесь 600 лет войн не было. Неужели нельзя с этого пример взять и жить нормально? Нет. России надо всё время с кем-то воевать, враждовать, за всеми подсматривать, подслушивать… Боже! – Она отпила глоток воды. – Простите, пожалуйста. – Она как-то жалостливо улыбнулась. – Зачем я вас позвала? Я так виновата. Мой каприз.

– О чём вы говорите, – попытался её успокоить Тота и уже от любопытства спросил: – А Самбиева вы нашли?

– Если честно, – продолжила свой рассказ Елизавета, – я его никогда не забывала, но искать не смела и не могла. Я ведь была одинока. Совершенно одинока. Во всех смыслах одна, в этом грязном, грозном и насильственном мире одна. Я всего боялась. Очень боялась. И сейчас всего не расскажешь, многое если не позабылось, то просто пытаешься забыть, чтобы более не мучиться, а жить. И скажу честно, я всю жизнь вижу во сне эти сцены своего детства и в детском доме, и сейчас, порою у меня начинается приступ, как говорят врачи – синдром покалеченной психики и памяти…

Впрочем, в Алма-Ате, в интернате, жизнь была гораздо лучше. И в стране стало лучше. Всё-таки война осталась позади. Началось восстановление, бурное развитие. Стране нужны были специалисты. Специалисты по разным специальностям, особенно по естественным наукам.

В стране господствовал план или госплан, который, видимо, довели и до нашего интерната. И мне кажется, что мне просто повезло – у меня обнаружили способности к биологии и химии. И мне предложили две специальности: медработник или химик. Я выбрала последнее и по направлению поступила на химический факультет Казахского госуниверситета, что было очень престижно, а в моем случае – просто везение, ибо жить я стала в общежитии, а это уже представлялось как свобода!

В этот момент Тота заметил, как лицо и особенно взгляд Елизаветы явно просветлели от приятных воспоминаний:

– Да, – улыбнулась она. – Студенческие годы были, пожалуй, самыми счастливыми в моей жизни. Это, наверное, оттого, что, к примеру, по сравнению со старшей сестрой Викой я очень и очень слабая во всех отношениях. Однако, как компенсация, мне Бог послал иную награду – память. Прочитаю страницу, увижу формулу – и повторять не надо. А химию к тому же я очень полюбила, хотя казалось, что должно было быть наоборот.

Дело в том, что на одном из лабораторных занятий я по неосторожности вылила всего лишь капельку кислоты на платье, а оно было почти единственным, выходным. И вот вызвали меня к доске – все ахнули.