Маршал приехал с женой Александрой Диевной. К 9 утра, как и полагалось, был в штабе. Настроение его представить нетрудно — травля продолжалась. Но Георгия Константиновича при его твердом характере и могучей воле сломить и на сей раз не удалось. Он был полон решимости работать и на новом месте. Обошел кабинет, приказал убрать несколько диванов, не нужных здесь по его мнению. Есть длинный стол с двумя рядами стульев — этого достаточно для совещаний. В комнате отдыха увидел специальный шкаф с множеством лекарств, предшественник прибаливал.
— Аптечный склад убрать! — приказал Жуков сопровождавшему его порученцу.
— Может быть, что—то понадобится? — несмело предположил подполковник.
— Я приехал сюда не лечиться, а командовать округом. А это наводит на грустные размышления. Убрать!
Работа пошла в прежнем опробированном порядке — знакомство и заслушивание докладов руководящего состава округа и в войска! Войск было немного — всего несколько бригад и те половина кадрированные. Округ внутренний, нет здесь близко границы, держать развернутые дивизии нет необходимости. И этим хотел унизить Булганин гордого маршала — из нескольких десятков военных округов подобрал Жукову самый маленький и непрестижный. Никаких крупных оперативно—стратегических задач перед округом не ставилось. В случае войны он превращался в мобилизационный орган, главной задачей которого — формирование новых частей для фронта. Но даже небольшое количество войск все же было отдушиной для маршала, там в общении с солдатами и офицерами находил он для себя некоторое утешение. Офицеры и генералы штаба относились к маршалу с огромным уважением, они понимали, что он опальный и стремились как—то облегчить его переживания (которые он, разумеется, не показывал).
Был на первом партийном собрании такой случай. Секретарь партийной организации не знал как поступить — выберут маршала в президиум или нет? Где он будет сидеть, если не выберут? А до голосования состава президиума не будет же он стоять ждать. Решил секретарь поставить для маршала кресло сбоку между рядами стульев и столом президиума. Жуков вошел в зал за три минуты до начала собрания, секретарь, встретив его у двери, проводил к этому креслу. Жуков с удивлением посмотрел на секретаря и с укоризной сказал:
— Уж вы—то должны знать, члены партии все равны, прошу вас впредь никогда таких привилегий не устраивать.
А когда секретарь пришел в кабинет Жукова за членскими взносами, командующий и в этом случае попросил:
— В будущем не подводите меня, я как все коммунисты, приду к вам в партбюро и уплачу партвзносы.
Во время первого выезда в поле, начальник штаба распорядился натянуть для командующего палатку как для всех, но внутри ее, создавая удобства для работы и отдыха поставил письменный стол, кресло и кровать с мягкой постелью. Увидев это Жуков даже не вошел в палатку, строго сказал начальнику штаба:
— Уберите, товарищ Сквирский, всю эту дребедень, я не отдыхать сюда приехал. Поставьте как всем офицерам раскладушку и стол из полевого оборудования штаба.
Жуков не капризничал, он понимал — за каждым его шагом наблюдают и докладывают стукачи и штатные кэгебэшники, любое его, даже в мелочи, отступление от общих правил, будет возведено в степень крупного нарушения или даже протеста с политическим оттенком. Обложенный и обставленный со всех сторон соглядатаями, Жуков был вынужден для самосохранения придерживаться процветавшего тогда стиля восхваления Сталина при любом выступлении. Иначе нельзя. Сталин и так озлоблен тем, что Жуков, якобы, его унижает и приписывает себе заслуги в самых крупных победных операциях войны. Чтобы сбить повседневно обжигающий огонь опалы, Жуков был вынужден иногда ломать свой прямолинейный характер и идти на ненавистное для него унижение и включаться в общий хор славословия в честь вождя народов.
Я приведу только несколько абзацев с одной страницы лекции, прочитанной Жуковым для офицеров управления Уральского военного округа в 1949 году.