жения о роли боевого охранения в сражении. Он полагал, что она должна быть минимальной, но Шапошников с ним согласился лишь отчасти, подкрепив свои доводы двумя примерами из той же Русско-японской войны. Все ожидали, как отреагирует высокое начальство на такую демонстрацию «своеволия и вольнодумства».
Как тут не вспомнить проект о введении единомыслия в России незабвенного Козьмы Пруткова: «Занеслись. Молодость; наука; незрелость!.. Вздор!.. Убеждения. Неуважение мнения старших. Безначалие. “ Собственное мнение!.. Да разве может быть собственное мнение у людей, не удостоенных доверием начальства?!”»
Самсонов встал, подошел к докладчику и сказал:
— Хотя мы не сходимся во взглядах на роль боевого охранения, считаю ваш доклад прекрасным и благодарю за него.
Два эпизода, рассказанные Шапошниковым, помогают понять причины необычайно быстрого, легкого падения царской власти и перехода одних военных в стан «демократов», свергших Николая II, а других — в Красную Армию.
В читальне гарнизонного собрания оказалась черносотенная газета «Русское знамя» с фельетоном «Поход в Бухару русских генералов за бухарскими звездами». В нем хлестко критиковались неблаговидные делишки военачальников Туркестанского округа, в частности Лилиенталя (он отличился еще и тем, что копии телеграфных донесений в штаб округа он адресовал своей жене!).
Другой случай. Весной 1911 года к ним прибыл военный министр генерал Сухомлинов. В своих воспоминаниях об этой поездке он упомянул о «жадном внимании», с каким офицеры «относились ко всему, что касалось государя». А когда он перед войсками передавал «привет государя и его благодарность за службу, трудно описать тот неподдельный восторг, который охватывал всю солдатскую массу, наполнявшую ряды колонн».
Прежде всего, отметим, что именно черносотенная газета резко отозвалась о непорядочных деяниях генералов. Это может показаться странным для тех просвещенных читателей, которые привыкли, что принято называть черносотенцами подонков, устраивавших еврейские погромы и подавлявших революционные выступления. В действительности же организовывались в «черные сотни» консерваторы, «правые», сторонники укрепления царской власти и эволюционного развития России. (В наше время затмения умов и потери ориентиров стали называть «правыми» тех, кто разрушал и рушит устои прежней советской власти и осуществляет «демократические» буржуазно-революционные реформы в стране.)
77
Можно поддерживать или оспаривать идеологию черносотенцев, но нельзя не признать ее обоснованность и честность, пусть даже она и шла вразрез с объективными социально-политическими и экономическими процессами. Она не устраивала многих высокопоставленных лиц. Они лишь делали вид, что верой и правдой служат существующей системе. Желали прежде всего блюсти собственные интересы (обычное вырождение номенклатуры). Но при этом, подобно Сухомлинову в Туркестане, лицемерно демонстрировали патриотизм и верноподданнические чувства. Такая двуличность не оставалась не замеченной.
По словам Шапошникова, поездка военного министра более всего напоминала не инспекторскую проверку, а увеселительную прогулку с сомнительными целями: «Ташкентский гарнизон видел Сухомлинова только на параде у вокзала, когда он объезжал ряды колонн в форме “кавелахтских гусар”. Никакого приветствия войскам от государя Сухомлинов не передавал. Наоборот, по городу ходили слухи, что его больше интересуют дела какой-то хлопковой компании, представителя которой, князя Андроникова, оказавшегося впоследствии, по воспоминаниям самого же Сухомлинова, аферистом, военный министр привез в своем вагоне в Ташкент. Не знаю, может быть, где-нибудь на периферии округа военный министр и входил в нужды войск, но в Ташкенте он явно ими не интересовался».
Многие русские офицеры готовы были честно служить Богу, царю и Отечеству. А немалое число высших чинов и чиновников стремилось выйти из-под сурового надзора со стороны верных сторонников самодержавия, в частности черносотенцев. Им более по душе была конституционная демократия. Отчасти такое стремление реализовалось в организации Первой Государственной думы. Однако она, по свидетельству проницательного русского философа
С.Н. Булгакова, «обнаружила полное отсутствие государственного разума и особенно воли и достоинства перед революцией, и меньше всего этого достоинства было в руководящей кадетской партии. Кадетизм был поражен тем же духом нигилизма и беспочвенности, что и революция».
В отличие от искренних революционеров «демократическая» номенклатура ориентировалась на образцы западного буржуазного строя, имея в виду и личные корыстные интересы. Увы, к концу XX века в России сложилась новая привилегированная каста. Она совместно с Западом успешно осуществила вторую буржуазную революцию, не остановившись ради своих выгод перед расчленением
78
великой России — СССР, подорвала устои социалистического строя, предала интересы народа и государства.