Маршал Конев

Крайнюков снова одобрительно кивнул головой. Он уже здесь, в самолёте, начал прикидывать, как сразу включить в подготовку предстоящего наступления партийные и комсомольские организации. Сложность состояла в том, что до поры до времени дата наступления должна оставаться в глубокой тайне для всех войск и штабов, кроме самого ограниченного числа лиц в управлении фронта.

«Что ж, — думал Крайнюков, — придётся вместе с начальником политического управления генералом Шатиловым составить специальный план».

Теперь он посмотрел на Конева: Иван Степанович молчал, погруженный в свои мысли. Надолго ушёл в свои думы и Крайнюков.

Перед ним всё ещё стояло строгое, недружелюбное лицо Сталина. Потом живо вспомнилось, как в конце второго дня Сталин вдруг спросил у Конева и Крайнюкова, видели ли они салют, и, получив отрицательный ответ, шутя сказал: «Ничего, мы сейчас эту „ошибку“ исправим». Он повёл их во двор Кремля, объявив, что сейчас как раз будет произведён салют в честь доблестных войск Карельского фронта.

Когда раздались залпы орудий и разноцветные огни засияли в ясном небе, Сталин заметил, что салют — это не просто фейерверк, красивое зрелище, это наш народ славит своих доблестных воинов-победителей.

И это было сказано не просто: наматывайте, дескать, на ус и пропагандируйте в войсках значение этих салютов.

…Когда выбрались из самолёта и поспешили к машинам, Конев сказал:

— На отдых не более часа. Приходите ко мне вместе с Шатиловым. К этому времени я приглашу Соколовского и командующих родами и видами войск. Займёмся вплотную предстоящей операцией…

9

Усатый капитан, которого теперь добрым словом вспоминала Наташа Круглова, недолго оставался в дивизии. Она узнала, что в штаб его направили после ранения, а до этого он три года провёл в разведке, привык рисковать и ходить всё время, как он сам учил своих подчинённых, по острию ножа. Вынужденный сейчас томиться в непривычных для него штабных условиях, не находил себе места и, если его ругали за промахи, упрямо повторял:

— Не по душе мне эта канцелярия. Вы понимаете — не по душе! Терзаюсь я тут и других мучаю. Дайте мне дело поживее, чтобы я мог больше пользы принести.

При каждой встрече с командиром дивизии он просил отпустить его обратно в разведку, не дать умереть, как он выражался, канцелярской крысой. В таких случаях полковник укорял его за недооценку роли штабов:

— Вы, товарищ Петренко, должны ценить оказанное вам доверие. Не каждому доверяют штабную работу.

— Но не каждого и в разведку пошлёшь, — парировал капитан.

Может быть, Петренко так и остался бы в штабе и, кто знает, со временем, возможно, и свыкся бы с новым для него делом, если бы не трагический случай, какие на войне происходили постоянно. Проводя разведку боем, погиб командир разведывательного батальона. Заменить его оказалось некем, и комдив вспомнил о капитане Петренко.

— Вот что, Александр Иванович, — сказал он, вызвав капитана к себе. — Пришёл твой черёд. Принимай разведбатальон. Но только имей в виду: задачу перед ним ставит сам командующий армией.

— Есть принимать разведбатальон! — радостно воскликнул капитан. — Сердечно вас благодарю, товарищ полковник. Эта работа по мне.

Вот так порой и решаются судьбы на войне.

Соединения армии, спешно передислоцированные в другой район для нанесения внезапного удара, были слабо ориентированы в обстановке. К тому же командующий фронтом строжайше запретил вновь прибывшим войскам вести какую-либо разведку, дабы до поры до времени не обнаружить себя. И капитан Петренко, несказанно обрадованный тем, что сумел снова вернуться к своему любимому делу, долго не получал боевого задания. Это вынужденное безделье до того тяготило его, что он однажды, осмелев, обратился непосредственно к командующему армией генералу Москаленко, когда тот проверял готовность подразделений дивизии к предстоящим наступательным боям.

Командарм, до этого похваливший личный состав разведбатальона за умение скрытно и согласованно действовать, немало удивился, когда комбат пожаловался ему, что его подчинённые притомились без настоящего дела.

— А какое же дело вам ещё нужно? — хмуря брови, сказал генерал. — Вот начнутся бои — ещё напляшетесь по раскисшим дорогам.

— В разведку рвутся бойцы, — уточнил комбат Петренко.

— Вы, капитан, будто первый день служите в армии, — рассердился командарм. — Будет приказ — пойдёте в разведку. Думаю, ещё не раз. А пока занимайтесь боевой подготовкой, совершенствуйте своё мастерство, осваивайте боевой опыт, оружие, технику.

— Есть! — козырнул Петренко и вздохнул.

В глубине души он очень расстроился. Опытный разведчик понимал, к чему идёт дело. Начнётся наступление, и бросят их, попавших под руку, на отражение какой-нибудь контратаки. И полягут из-за чьей-то ошибки его лучшие поисковики. Обидно будет, что своего главного предназначения не выполнят люди, на специальную подготовку которых потребовалось столько сил и времени.