Маршал Конев

— Да вот подходит и его машина, — ответил стоявший рядом адъютант подполковник Соломахин.

Вторая машина встала почти вплотную к первой. Она ещё как следует и не остановилась, как правая дверца открылась, и показалась крупная, с пышной шевелюрой голова члена Военного совета генерала Крайнюкова. Выйдя из машины, он надел фуражку и направился к маршалу:

— Здравия желаю, Иван Степанович. Не опоздал?

— В самый раз, Константин Васильевич, — протягивая руку, ответил Конев. — Но надо поторапливаться. В Москве ждать не любят.

В салоне самолёта Иван Степанович сидел глубоко задумавшись. Крайнюков посмотрел на него раз, другой. Взгляд маршала был устремлён вдаль, губы плотно сжаты. Крайнюков всё же решил отвлечь командующего:

— Волнуешься, Иван Степанович?

Конев встрепенулся, возвращаясь к реальности. Он мысленно только что был вместе с наступающими войсками фронта: сперва на Рава-Русском, затем на Львовском направлении, следил, как развивается самая масштабная в его фронтовой жизни боевая операция. Потом также мысленно перенёсся в стан противника, побывал даже в ставке Гитлера и «проиграл» его реакцию на прорыв русскими обороны вермахта сразу в двух местах. Теперь же, думая обо всём этом, хитровато сверкнув глазами, Конев не спеша ответил Крайнюкову:

— Всё прикидываю, как оно получится у нас. И как будет реагировать противник…

— Сейчас нам более важно знать, как будут реагировать в Ставке на наш план, — осторожно заметил Крайнюков.

— Тоже верно, — согласился командующий. — Но у нас, кажется, всё продумано, всё взвешено. Должны утвердить.

Крайнюков промолчал, прикидывая, сказать ли то, что ему подумалось, или нет. Всё же решил сказать:

— Могут быть сомнения…

— Да, могут, — спокойно ответил Конев и тут же добавил: — Когда план ни у кого не вызывает сомнений — это плохой признак.

— Почему же? — недоумённо спросил Крайнюков и взглянул в хитровато прищуренные глаза маршала.

— Потому, — решительно продолжал Конев, — что это будет означать, что план составлен без полёта мысли и без доли риска. А без всего этого победить нынче нельзя.

— Да-а! — протянул Крайнюков. — Ловко ты меня урезонил.

Оба надолго замолчали. Потом Конев, склонившись к Крайнюкову, сказал ему в самое ухо:

— За наш замысел буду драться отчаянно. Крайнюков понимающе кивнул: он, как никто другой, знал характер Конева и верил в его решительность.

В Ставке Верховного Главнокомандования в общих чертах были знакомы с планом Львовско-Сандомирской наступательной операции 1-го Украинского фронта. Теперь предстояло выслушать командующего фронтом лично, чтобы затем внимательно обсудить, в чём-то поправить, дополнить или отвергнуть предлагаемый вариант.

Конев и Крайнюков прибыли в Кремль во второй половине дня 23 июня к назначенному часу, и их сразу же провели в кабинет Сталина — в просторную комнату со стоявшим посредине большим овальным столом. За ним уже сидели члены Политбюро, Государственного комитета обороны и Ставки. Все лица были хорошо знакомы.

Конев вошёл в кабинет твёрдой походкой, высоко держа голову. Присутствующие это заметили и наверняка про себя подумали: так и должны ходить военные, которым самой судьбой уготовано принимать отважные решения и смело претворять их в жизнь…

Конев в свою очередь обратил внимание на то, что все присутствующие сидели и лишь Сталин стоял, согнув в локте левую руку. Коротким жестом он поприветствовал вошедших, сказав при этом:

— А вот и именинники пожаловали. Здравствуйте, товарищ Конев. Здравствуйте, товарищ Крайнюков.

По тому, как Сталин произнёс эти слова, Конев понял — Сталин пребывал в хорошем расположении духа. Это казалось ему добрым предзнаменованием. Но тут же вдруг вспомнился эпизод, происшедший в самом начале войны. Тогда судьба маршала висела на волоске…

Случилось это в начале октября сорок первого года. Сталин был тогда очень недоволен деятельностью Конева, позволившего, как он выразился, немцам разбить доверенный ему Западный фронт. Решил отдать его под трибунал. Сказал об этом Жукову. Но, увидев, как тот тяжело вздохнул и изменился в лице, Сталин понял, что это будет слишком суровая мера. Позже Конев узнал, что Жуков не первый раз в те архикритические дни возражал Сталину. И на этот раз он высказал ему суровую правду. Да, положение, мол, на фронте действительно катастрофическое, но поспешными, необдуманными действиями, отдачей нужных и знающих своё дело людей под суд ничего не исправишь. И тех, кто пал на поле боя, не вернёшь. Надо беречь живых, тех, кто продолжает мужественно бороться.

Выслушав возражение своего единственного по военным делам заместителя, Сталин тут же решил назначить его самого командующим Западным фронтом. Услышав, что Жуков не возражает, Сталин обрадовался и начал постепенно менять гнев на милость. Подумав, согласился с предложением Жукова и оставил Конева на фронте в должности его заместителя…