Марш мародеров

- Ух ты! - восхщается Ник, сам неравнодушный к рыбалке. - Здорово!

- Алла берса[16], - спокойно говорит Бабай. - Анна Петровна, собери женщин - всю рыбу выпотрошить, присолить и на продув развесить. Завтра тузлук[17] сварим, в бочки положим.

Снежана и Фания разносят разомлевшим у костра рыбакам чай. Ник придвигается вплотную к Бабаю, тихо спрашивает:

- Ну, а всё же - на счет оружия? Звери ведь… тигрольвы, медведи…

Бабай упирается короткими руками в колени, с кряхтением поднимается со стула и говорит, ни на кого не глядя:

- Зоопарк потом смотреть будем. Сейчас людей кормить надо. Мыть надо. Завтра будем много рыбы ловить. Солить, коптить, вялить. Все пойдут. А вы, - он поворачивает голову к Нику, Эн и Халу, - соль поищите. Много соли - в запас. Всё, спать давайте. Ночь уже.

По Цирку плывет сладковатый запах свежей рыбы - это мобилизованные Анной Петровной женщины дружно берутся за работу. Вытряхивая из полиэтиленовых пакетов рыбу, они взрезают тугие животы, вычищая внутренности. Анна Петровна лично солит каждую - чтобы не испортилась до завтрашнего дня - и развешивает на натянутый поперек служебного прохода трос.

- Ой, батюшки, она живая! - заполошно взвизгивает кто-то.

Слышится мокрое хлопанье рыбьего хвоста о пакет, женский смех.

Рыбаки, допивая на ходу смородиновый чай, расходятся с арены. Их окликают, спрашивают подробности, но у мужиков совсем не осталось сил.

На ночлег общинники устраиваются на уцелевших креслах, в проходах, на полу, на ступеньках - кто где. Верхние ярусы амфитеатра, скрытые мраком, остаются пустыми: никто не хочет удаляться от костра. Люди инстинктивно чувствуют в огне защитника.

- Это генетическая память, - вздыхает Аркадий Иванович, устраиваясь рядом с ребятами. - В каждом из нас живет пещерный предок. Шелуха цивилизации слетела - и вот вам, пожалуйста, кроманьонцы пробудились. Цирк - это наша общая большая пещера. Огонь греет, огонь отпугивает зверей. Огонь - божество.

- И все-таки надо добывать оружие! - не слушая профессора, горячо говорит вполголоса Ник. - Допустим, звери сюда не пойдут. А люди? Мы же видели мертвого. Его убили! И убили не звери! Голову отрезали… Ну, вы-то понимаете, что без оружия нам…

- …капец, - заканчивает за него Хал.

Эн нервно хихикает. Аркадий Иванович снова вздыхает.

- Молодые люди, я понимаю и, поверьте, разделяю вашу тревогу. Но и вы поймите нас, старшее поколение… Голод - это ужасно. Угроза голода стократ страшнее всех прочих вызовов, что бросает нам дивный новый мир.

Когда все ложатся, Хал приподнимает голову и шепотом спрашивает:

- Эта… А нафига вы новый мир дивным назвали?

- Была такая книга, - тоже шепотом отвечает Аркадий Иванович. - Написал ее английский писатель Олдос Леонард Хаксли. Называлась она «О дивный новый мир».

- Там про нас, что ли?

- Отчасти, молодой человек. В том смысле, что Хаксли описал антиутопическое устройство будущего.

- А-а-а… - разочаровано тянет Хал. - Фигня, короче, блин.

- Эй, давай спать уже! - недовольно бурчит Эн, переворачиваясь с боку на бок.

Хал хочет огрызнуться, но тут в проеме главного входа возникает силуэт одного из сторожей. Громко топая, он выбегает на арену и останавливается возле дремлющего у центрального костра на лежанке Бабая. Женщины, чистящие рыбу возле «кухни», недовольно отвлекаются от работы.

- Атас! - Хал вскакивает, напряженно вслушиваясь. - Чё-то случилось, блин. Зуб даю!

Ник тоже поднимается, на всякий случай подтянув к себе ржавую арматурину. Эн демонстративно отворачивается - она хочет спать.

Сторож - им оказывается кучерявый малый Жора по прозвищу Домовой - тычет пальцем в сторону выхода и что-то втолковывает Бабаю про какие-то песни.

- Айда, позырим! - Хал дергает Ника за рукав.

- Эн? - поворачивает тот к девушке.

- Я сплю!

- Идите, молодые люди. - Профессор садится, хрустнув суставами, вытягивает ноги. - Я присмотрю за нашей…

- Ага, щас! Эксо-эксо, Кэнди! - Эн немедленно вскакивает. - Что там у вас?

Хал, перепрыгивая через ступеньки, уже бежит к арене. Ник и Эн устремляются за ним.

Цирк понемногу оживает - люди поднимаются, переговариваются. Отовсюду слышится:

- Что случилось?

- Что там?

- Тревога?

- Тихо! - подняв руку, рычит Бабай. - Все в порядке, спите! Просто человек пришел. Новый.

- Песни поет! - вякает из-за его спины Жора, тряся кудрями.

Хал пробегает вдоль бортика арены, застывает возле входа и вдруг начинает пятиться. Ник, остановившись в паре метров позади, вскидывает арматурину.

Из темноты выплывает тяжелый, низкий бас:

- Сердце чистое сотвори во мне, Боже, и Дух Правый обнови внутри мен-я-я-я!

Слова гудят набатом. Это не стихи, но и не песня, а скорее какой-то варварский гимн, псалом, полный внутренней силы, мощный и пугающий.

Эн ойкает. Хал отступает в сторону. Бабай, наоборот, делает пару шагов по направлению к черному зеву выхода и растопыривает толстые руки, точно хочет остановить то, что прет из тьмы. Жора нелепо оглядывается, ища, куда бы спрятаться.