— Короче, хорош тормозить, — отсмеявшись сказал Леннон. — Над тобой пока даже прикалываться неинтересно. Как над ребенком, право слово. Нас за тобой послал господин ректор, Гезехус Яков Антонович. Приказал встретить и проводить. А откуда он про тебя знает, понятия не имею.
— Вот у него и спросишь, — сказал тот, которому я пока прозвища не придумал. — Полезай в машину.
— Эй, стоп! — я оглянулся на Натаху, Гиену и Бюрократа. — Вообще-то я не один…
— Надо же, их императорское высочество со свитой, — заржал Кортес. — Ну они у тебя вроде с ручками-ножками, дотопают как-нибудь сами!
— Вот ты тупой, Жора! — сказал Леннон. — И гостеприимный, прямо хоть иконы с тебя пиши. Люди только с цеппелина сошли, правил наших не знают, пропуска у них, поди нет. Куда они пойдут-то?
— Да, мля… — Кортес почесал в затылке. — Что-то я… Короче, вы же типа с дороги и устали, да? Сейчас я тогда вам выдам три чека, чтобы в гостишку упасть. Ну, там душ с дороги, посрать в удобном сортире и все такое. А пацана вашего мы пока к ректору увезем, а потом уже он за вами вернется. Лады?
Чутье опасности молчало. В отпуск ушло или здесь действительно все было именно так, как сказали эти трое. А если нет… Да, пофиг, в общем.
Здесь меня пока не слишком хорошо знают, чтобы хотеть убить при первой же встрече.
— Лады, — сказал я и сделал шаг к машине. — А гостишка где? По какому адресу?
— Адресу, вот ты сказал! — Кортес снял с пояса планшет и сейчас как раз корячился, пытаясь держать его в одной руке и что-то написать на бумажке другой. — Вон та гостишка, красная. В город пока что никому, кроме тебя, нельзя.
— Ясно, — сказал я, протиснулся мимо Леннона и запрыгнул в машину. На переднее сидение.
Томский Университет я опознал сразу. Он практически не отличался от фотографий томского же университета в моей реальности. Классическое такое желто-белое здание с полуколоннами, раскинувшее два крыла, и зеленая лужайка перед ним. Правда дорога не асфальтированная, а грунтовая. Правда, довольно ровная. Хотя от дождей она должна здорово раскисать. Троица выскочила из машины, Леннон легонько подтолкнул меня по направлению к крыльцу. На котором сидела шумная компания человек из десяти, тоже в фиолетовых жилетках и шапочках. По всей видимости, студенческая форма такая. Занимались они тем же самым, что обычно делают студенты в свободное от учебы время — передавали друг другу бутылки из зеленого стекла.
«Моя» троица помахала им, и мы деловито направились к дверям.
Гулкая тишина холла, лестница наверх, потом направо, третья деревянная дверь. Леннон взялся за ручку, дверь открылась с легким скрипом.
— Яков Антонович, к вам Лебовский! — сказал он. Потом широко распахнул дверь и втолкнул меня внутрь.
Дверь за моей спиной закрылась.
Я неуверенно остановился на пороге. Потертый паркетный пол. Книжные шкафы во все стены. Массивный стол из темного дерева. Напротив входа — открытое окно. Над развернутым в его сторону креслом поднимались голубоватые струйки табачного дыма.
— Яков Антонович? — произнес я и сделал шаг вперед. Кресло крутанулось, и я встретился глазами с ректором. Худое лицо, даже тощее, похожее на скорее на череп, обтянутый кожей. Длинные, как у китайского злодея, усы. В длинных узловатых пальцах — скрученная из газетного листа «козья ножка».
— Здравствуй, Богдан, — сказал он.