Мародер

Низкий грудной звук вырвался из моего рта, и это было не похоже на меня. Я никогда не издавала звуков во время секса. Я слишком хорошо знала о неверных шагах моего партнера, обо всех проблемах, которые существовали в моем мире, о том, что я никогда не буду по-настоящему удовлетворена после.

Тот же звук раздался снова, когда Кэш переместился губами еще ниже, его язык скользнул по моему животу, пока он не оказался лицом к моим бедрам, он расположил большие руки у меня по бокам, удерживая меня на месте. Его дыхание было теплым, когда Кэш приблизил рот еще ближе. Я задрожала, жар от этого действа столкнулся с холодом, который пытался вырваться из моего нутра — не нервы, а предвкушение.

Когда его рот оказался у меня между ног, Кэш языком попробовал меня на вкус, я отпустила его и вцепилась в металл пожарной лестницы, боясь, что стану невесомой и потеряю всякое равновесие. Свободное падение в рай или ад. Я закатила глаза, и долгий, низкий стон сорвался с моего рта. Я распростерлась на перилах, словно какая-нибудь жертвенная девственница.

— Черт… да, — выдохнула я. У меня никогда не было мужчины, который пробовал бы меня вот так. Как будто у него было все время в мире, но в то же время он слишком изголодался, чтобы наслаждаться тем, что делал.

Оргазм, пронзивший меня, был столь же жестоким, сколь и прекрасным. Я закричала, шум эхом разнесся вокруг нас, и впервые в своей жизни я задалась вопросом, так ли чувствует себя стрела, когда ее пускает лук. Наслаждение, переполняющее мое тело, не прекратилось даже после того, как он это сделал. Это, блядь, затянулось, и я хотела еще. Мои щеки пылали жаром, потому что это произошло слишком быстро.

Кэш встал и облизнул губы, прежде чем прижать мое тело к перилам.

— Раздвоенный язык, дорогая.

И он был прав. Этот раздвоенный язык был создан для греха.

Прежде чем Кэш сказал еще хоть слово, я прильнула губами к его губам, как будто моя жадность была не такой греховной, как его язык. Он поднял меня, будто я ничего не весила, и посадил на край перил.

— Ты, — выдохнула я между поцелуями, которые были более дикими, чем некоторые виды секса, которые у меня были до него, — проведешь всю оставшуюся жизнь в клетке, если позволишь мне упасть.

— Ах, моя дорогая, — сказал Кэш, его голос был медленным и низким, под стать его прикрытым глазам.

«Моя дорогая» слетело с его губ как «ма дорогая».

— Я бы никогда не позволил тебе упасть. Эта задница слишком красива, чтобы оставить на ней большущий синяк.

Мир боялся этого Мародёра. Мне было наплевать на все на свете, когда он был так близко ко мне. Может быть, это была самая глупая вещь, которую я когда-либо делала, или самая блестящая, но я верила, что он не даст мне упасть. Я поверила Кэшу Келли, когда он сказал, что моя задница слишком красива, чтобы оставлять на ней синяки.

Мы были связаны с ним таким образом, что трудно было описать, за исключением одного: то, что случилось со мной, случилось и с ним, и наоборот. Это была цена, которую мы оба заплатили за то, что он украл мое сердце.

Наши губы замерли ровно на столько, чтобы мы оба могли ухмыльнуться в унисон его комментарию. Мы соприкоснулись зубами, прежде чем Кэш языком снова вторгся в мой рот, а я начала бесстыдно возиться с молнией его брюк. Как только Кэш освободился, он немного опустил меня, располагая поудобнее, а затем медленно вошел в меня. Он пристально смотрел на меня в этот самый момент.

Звук, который вырвался изо рта Кэша, когда он полностью погрузился в меня, глубокий стон, доставил мне больше удовольствия, чем его член — и этого было достаточно, чтобы я осталась довольна. Это соответствовало его телосложению. Это соответствовало всему, что было в Кэше. Затем он начал двигаться. Я закрыла глаза, напряженность между нами была слишком велика, чтобы вобрать ее в себя полностью.

Чем больше он двигался, тем больше я чувствовала, как давление нарастает и нарастает. Я собиралась кончить снова. Кэш продолжал бить в одну точку, которая посылала гребаные ударные волны по всему моему телу.

Потом Кэш ударил меня с такой силой, что я зашипела. Это было чертовски больно.

Кэш издал похожий звук, когда мои ногти глубоко вонзились в его плоть.

— Вот и все, моя дорогая, — сказал он. — Отпусти и пометь меня.

Я расцарапала его сверху вниз, желая, чтобы Кэш языком проник еще глубже в мой рот, чтобы Кэш снова вонзился в то место и причинил мне боль, чтобы горькая боль сделала удовольствие еще слаще. Но то не было наказанием. То была награда.

— Черт, — сказал Кэш, снимая меня с перил и неся в спальню. — Ты горишь для меня.

Кэш опустил меня на кровать, и прежде чем смог дотянуться до меня, я прижалась своими губами к его губам. Мы вели борьбу языками за первенство, как будто мой разум сражался за то, чтобы сохранить свое сердце.

Мы целовались до тех пор, пока я не перестала дышать.

Наши тела были такими же безумными, как и наши языки. Мы катались по кровати, его тело прижималось к моему, мое к его, как будто мы собирались убить друг друга.