Мародер

— Ты не могла бы присмотреть за ней? Я собираюсь узнать, будет ли она есть, если я соберу для нее тарелку.

Не потрудившись дождаться моего ответа, бабушка Коннолли направилась в сторону столов, уставленных едой. Может быть, виной было мое разыгравшееся воображение, но она, казалось, испытала почти облегчение от того, что ушла.

Я расслабилась на своем лежаке, но была полна решимости попытаться поговорить с Коннолли, даже если она только слушала. Старики пели песню, которая вызвала улыбку на моем лице.

— У меня была сестра, — сказала я ей. — Моя близняшка. Ее звали Рошин. Что близко к Коннолли, — девочка бросила на меня взгляд, — вроде того.

Я улыбнулась, а она лишь сощурилась, но я заставила ее, по крайней мере, посмотреть на меня.

— Ей понравилась бы эта песня. Она могла бы даже танцевать под нее.

Через секунду Коннолли снова отвернулась от меня.

Я начала напевать песню, двигая ногами в такт мелодии.

— Ты знаешь какие-нибудь старые ирландские песни?

Ничего. Ни кивка. Ни единого взгляда. Ее глаза были прикованы к мертвой точке в пространстве.

— Может быть, однажды, если ты захочешь выучить их или как танцевать под них, я смогу научить тебя. — Тишина. Никакого движения. — Да, кому вообще нравится старая музыка? — вопросительно сказала я. — Ты же должна идти в ногу со временем, верно?

Коннолли вздохнула, и на секунду я задумалась, не надоедаю ли я ей. Потом я подумала, что, может быть, ей просто не нравится непринужденная беседа.

— Понимаю, — сказала я низким голосом. — В честь моей сестры… Я тоже не хотела говорить. Это было больно. Я не знала, что сказать, чтобы это прошло. — Зачем я рассказывала все этому ребенку? Я понятия не имела, но слова продолжали литься из моего рта. — Потом мой брат, — я кивнула в его сторону, хотя она не могла видеть, — сказал мне, что я не обязана говорить. Он сказал, что может читать облака в моих глазах. Они создавали все слова, которые я не могла произнести. Может быть, однажды, если тебе когда-нибудь захочется компании, я тоже смогу прочесть облака в твоих глазах в солнечный день. Или мой брат сможет. Он в этом лучший.

Это было тонко и так чертовски по-взрослому, но ее маленькие плечи поникли. Как будто Коннолли освободилась от давления внутри себя, которое сдерживало ее. Я проглотила комок эмоций, застрявший у меня в горле, потому что кое-что поняла. Может быть, в глазах Коннолли и не было облаков, но я могла понять ее молчание, независимо от причины этого молчания.

Мама как-то сказала мне, что деньги всегда идут к деньгам, а родственные души всегда находят родственные души. Мы все однажды потерялись, но другие люди, испытывающие те же трудности, что и мы, могли найти нас. Или мы могли бы найти их.

— Лучница, — сказал Келли, внезапно появляясь рядом со мной и протягивая руку. Как долго он там стоял? Если подумать, то после того, как пришли Морин с Коннолли, я перестала наблюдать за ним и все внимание уделила им. Взгляд его зеленых глаз ничего не выражал, но он продолжал смотреть то на меня, то на нее.

Я не могла ответить Кэшу, поэтому взяла его за руку и встала.

Вернулась Морин, ставя тарелку с тортом рядом с маленькой девочкой. Она даже не взглянула на него. Со звуком, похожим на вздох Коннолли, Морин села, балансируя тарелкой в руке.

— Пока, Коннолли, — попрощалась я. — Может быть, увидимся позже.

Я собралась уходить, но прежде чем я это сделала, кто-то дернул меня за платье и остановил.

Я повернулась в тот самый момент, когда тарелка Морин выпала у нее из рук, а вместе с ней и кусок мяса у нее изо рта. Келли снова перевел взгляд с Коннолли на меня, его лоб напрягся.

Коннолли зажимала в руках мое платье. Она пристально смотрела на меня, как будто она хотела, чтобы я что-то сказала.

— Я что-то забыла? — поинтересовалась я. — Она кивнула. — Хорошо. — Я изучала ее взгляд. — Музыка, о которой мы говорили? — Она покачала головой. Нет.

Я сделала глубокий вдох.

— Моя сестра? — Коннолли кивнула. — Ты хочешь узнать о ней больше?

— Была, — с трудом выдавила она. Ее голос был низким и скрипучим.

Ой. Я сказала… ее звали, когда говорила с ней о Рошин. В прошедшем времени. Коннолли ухватилась за это, и хотела знать, что с ней случилось, а не больше о ней.

— Она…

Я заколебалась, но решила быть честной.

— Она умерла.

Коннолли ничего не сказала, только отвернулась от меня и заняла свое место, снова уставившись в стену.

• • •

Вечеринка закончилась, и у меня болели ноги. Я скинула туфли, когда Келли открыл дверь своего огромного склада, приглашая меня войти. Он был просторным и был переделан так, чтобы выглядел как дом. Все было выполнено из коричневого кирпича и темно-коричневого дерева. Пол казался прохладным под моим покрытым волдырями ступням, и мои подушечки расслабились от этого ощущения, когда мы пробрались глубже внутрь.

— Где мои вещи? — поинтересовалась я.

Кэш положил ключи на кухонный стол, и когда я обернулась, за окнами позади него не было видно ничего, кроме кромешной тьмы.

— В твоей комнате, — сказал он.

— Это твоя комната?