Мародер

Она прервала зрительный контакт, чтобы снова посмотреть в свой чай, и я не могла не задаться вопросом, что она разглядеть в чашке. Может быть, она могла бы прочитать будущее по чайным листьям в чашке, как моя мама.

Сирша сделала глубокий вдох, а затем подняла глаза и подбородок.

— Мы с Патриком влюбились друг в друга. Твой отец зашел к нам однажды после того, как мы не видели его целый месяц. Знаете, я подозревала, что у него была любовница в Америке, но наш брак, на тот момент уже давший трещину, спасти было нельзя. Я оправдывала свои прегрешения, уверяла себя, что поступаю правильно, потому что он поступал со мной также.

— Ронан и Патрик ужасно подрались. — Она приложила руку к виску и помассировала его. — Я не могла помешать им, и только ради вас, мальчики, Патрик ушел. Я не была уверена, увижу ли я его когда-нибудь снова. Но после той драки… — Она вздохнула. — Стресс. Головная боль. Я думала, что умираю. Я поклялась — я поклялась тогда и там, что никогда больше не притронусь к другим наркотикам. Все зашло дальше, чем марихуана. Я пристрастилась к другим наркотикам. То были более тяжелые наркотики. Я уверена, что ты помнишь меня такой.

Одинокая слезинка скатилась из уголка ее глаза, но она смахнула ее прежде, чем она успела скатиться по щеке.

— Ронан отвез меня в больницу, обвинив в передозировке, пока вез меня туда. Он высадил меня, и это… это был последний раз, когда я видел тебя, до сегодняшнего дня.

Она порылась в кармане своего кардигана и вытащила фотографию. Она передала карточку Киллиану, который передал ее Кэшу, который лишь уставился на нее.

То была фотография пяти человек — Ронана, Сирши, Кэша, Киллиана и человека по имени Патрик — сидящих за обеденным столом. Тот человек. Патрик. Отец Патрик Фланаган.

— Эта фотография была всем, что осталось, когда я вернулась домой. — Сирша достала из кармана салфетку и вытерла нос. — Мои родители умерли, когда я была маленькой. У меня не было братьев и сестер. У меня не было никого, кто помог бы мне найти тебя. Я пыталась. Я осмотрела все места, где, как я вспомнила, мы бывали. Так много мест, подобных этому.

Она огляделась, а затем она снова посмотрела на Кэша.

— Он оставил мне эту фотографию назло. — В ее тоне сквозила горечь. — Его единственное правило. Мы всегда ужинали всей семьей, даже до того, как появились вы, мальчики.

Усилила хватку на ноге Кэша, и мышца под моей рукой напряглась, так сильно, что я подумала, что она лопнет, как вена на голове.

Слезы текли по ее щекам контролируемым потоком.

— Он оставил мне это воспоминание, потому что знал, что это причинит мне боль больше всего. Сначала он перестал ужинать со мной.

Она сжала руку в кулак, и подняла его, как будто собиралась ударить им по столу, но вместо этого, соприкоснувшись с деревом без единого звука.

— Я потеряла своих мальчиков, своего мужа и своего любовника. Он тоже так и не вернулся за мной, Патрик Фланн.

— Он думал, что ты мертва, — сказал Киллиан. — Затем его заставили принять сан, чтобы искупить свои грехи. Чтобы иметь возможность иметь право видеть нас. Все были наказаны. Ты. Патрик. Я. — Киллиан ткнул пальцем себе в грудь, а затем посмотрел на своего брата. — Даже ты. Но ты не мог вспомнить. Похоже, ты не мог вспомнить ничего из того, что мы потеряли. Все, что ты видел, — это великого Ронана Келли. Ты посвятил свою жизнь ему, его делу, не задавая вопросов. Ты был его идеальным экземпляром — животным, которое нападет по команде. Ты все еще борешься за дело, из которого не можешь выйти победителем. Дело, за которое он поручил тебе взяться, потому что знал, что ты доведешь его до конца в его честь. — Киллиан кивнул в сторону Сирши. — Ты бы сделал это, потому что запомнил бы худшее о ней, потому что все, во что ты верил, было самым лучшим в нем. Он сказал тебе, что мама умерла от передозировки, чтобы дать тебе что-то достойное, за что можно было бы бороться, в то время как все остальное было равносильно совершению греха. Он разрешил убивать и воровать, потому что вбил тебе в голову, что первоначальное дело было благородным. Он дал животному пожевать стейк, сказав, что ему нужно поесть, а жажда крови лишь подстегивала голод.

Киллиан снова ткнул пальцем себе в грудь.