Мародер

Хорошо, что я ему два оборота ДШВ на плечо повесил.

Сзади и сбоку донесся лязг затвора.

А восьмерка-то как удачно сработала, смотри-ка.

Кто-то из гоблинов ткнул бывшего командира стволом, тот мягко повалился на бок, демонстрируя темные ямы на месте глаз.

— Целы, пацаны? — выпустив, наконец, размочаленную щепку, спросил Ахмет.

— Да вроде нормально… — протянул Бетмен. — Э, Федь, потрогай пульс у к… у этого. Че он там, жив, нет.

Сверху перегнулся Максимыч, посмотрел, ничего не сказал, вновь исчез. Издалека, как через вату, Ахмет слышал, как Максимыч орет кому-то про санинструктора и пакеты.

— Хы, я так и знал… — нервно взлаял Ахмет дурным голосом. — Хы-хы… — ржал каким-то не своим смехом, разглядывая обрубки среднего и безымянного пальцев. — Я думаю, че он Сумкинс, хы, а он, хы, — Фе-е-едя! — и снова закашлялся сухим икающим смехом.

— Э, сапер, ты это… че с тобой? У, смотри, у тебя по полпальца снесло… Да кончай ты ржать, борода!

— Да хуйня, — не обиделся Сумкинс. — Это отходняк у него. Я на боевых сто раз видел. Щас, поржет мальца, отойдет. Пакет есть? Дай ему. — Склонился над Олегом, пытаясь определить пульс. Подержал руку на шее, взял безжизнено висящую руку, бросил. — Все, похоже, отбегался капитан Фоменко… Э, сапер, он че сделал-то?

— Щщафф — промычал пришедший в себя Ахмет, затягивая зубами узел на забинтованном обрубке. — Погофь, замофаюфь.

Но давать объяснения ему не пришлось. На краю провала снова появился Максимыч, площадку сотрясло приземление двоих незнакомых гоблинов. Началась суета, и Ахмет немного отключился, превратившись в мешающую всем чурку с глазами. Пришел в себя только у костра в знакомой комнатенке проходной. Так же, как и полдня (полвека?) назад, воняло горелым ДСП, только на стенах появились красные мазки рассвета и жутко саднила раненая рука. Чего-то не хватало. Ахмет вспомнил об Алике, спросил, подняли его или нет. Оказалось, нет. Максимыч распорядился, и назначенные гоблины заскрипели по промороженному насту в сторону ствола.

— Скажи честно, ты знал? — глядя в красные от недосыпа глаза Максимыча, спросил Ахмет.

— Информация была кое-какая, — съехал с ответа Максимыч.

— Зачем тогда сам на вилы полез? Зачем меня потащил — не спрашиваю. Мне непонятно — зачем сам полез. Ты же настоящий безопасник у Коня?

— Полковника Конева, салага. И не у него, а у временной администрации города. Признаю, промашку дал, они еще не собирались… Впрочем, забудь. А как ты-то допер… Ладно, вернемся — расскажешь. Пока запомни временную версию случившегося. Этот, — Максимыч ткнул в лежащий у стены труп Фоменки, — попал при разминировании, без уточнений. От шока у него инфаркт случился, или что-то типа него — короче, мотор схватило. Это, кстати, правда. Все уточняющие вопросы отсылаешь ко мне лично или к моим людям. Запомнил их?

— Да. Эти четверо — все твои на взвод?

— Нет. Но тебя, сам понимаешь…

— Понимаю. Не мое дело. А как Сумкинс с Бетменом? Жирик еще?

— С теми, кто был внизу, мои работают.

— Жалко, этот уже стынет… Я бы напросился послушать, как он на ТАПе визжит.

— А с чего ты взял, что стынет? Живой он. Мы с ним еще пообщаемся, как отойдет. Главное, донести. На, кстати, тебе от него наследство. Или трофей, — невесело усмехнулся Максимыч, протягивая кобуру с АПБ.

Привели продрогшего до синевы Алика. Едва отогревшись, бедолага рухнул где сидел.

— Сколько спать можно, Максимыч? Когда назад? — наивно спросил Ахмет, и впрямь подзабывший армейский разговорник. Заслуженно нарвался:

— Спи сколько хочешь, а к сумеркам выходим.

Удивительно, но вырубающемуся на ходу Ахмету еще хватило сил сообразить, что спать у костра возле сумки с азидом[73] довольно легкомысленно. Еле переставляя ноги, он заставил себя отнести к ящикам капсюли-детонаторы и аккуратно разложить по пеналам.

Солнце садилось, к лесу протянулись три свежие расходящиеся лыжни.

Опа, вовремя я встал. Разведка с охранением уже выдвинулись. Хоть соберусь при свете да без аврала, с одной-то рукой.

Краем глаза, залепленного снегом при умывании, Ахмет отметил красный снег на соснах и лимонно-желтое небо. Собирая в ящики из-под потраченной инженерки свои богатства, получивший боевое крещение взрывник расстроенно хмурился — ушло неожиданно много детонационного шнура.

Сука, ну идиот, нет?! Нахера потащил ДШВ, скажи-ка, лось ефремовский?! Три с половиной бухты теперь в остатке! А сраного белого хоть жопой жри! Не, ты баран, Ахметзянов, бара-а-ан.

— Готовность доложить! Старшие, не слышу! Все, пошли!