Маркизет

В небольшом магазинчике было всё, что душе угодно – вёдра, лейки, хрустящий ситец, карамель, хлеб, масляная краска. Были даже сухие как палка песочные пирожные. В траве возле магазина копошились три толстых одинаковых щенка. Их равнодушная тощая мать лежала рядом в пыли и грела на солнце вытянутые красные соски. Мальчик и девочка долго играли со щенками, совали их матери и радовались, когда щенок вытягивал мордочку и начинал сладко посасывать собачье молоко. Им захотелось накормить собаку, но когда они вернулись к дому Носовых за куском хлеба, заметно повеселевшие гостьи уже прощались с хозяином. Красная бабка всё так же блаженно подставляла лицо палящим лучам. На лице её растянулась улыбка – глупая и счастливая.

Пошли вдоль лесополосы, чтобы отхватить хоть немного тени. Но тени почти не было. Зато порывами налетал горячий сухой ветер. Он не освежал, а только сдувал с тела живительный пот, не давал вволю дышать. Высокие тополя шумели, шептали серебристой листвой.

– Дождя бы не было, – сказала Настя.

Ей не ответили. Все слишком устали.

До следующей деревни шли недолго. Зашли к Дусе – бойкой, весёлой, кругленькой. Дуся забегала, захлопотала, зазвенела чистыми расписными тарелками. Откуда ни возьмись, пришли соседи – тоже знакомые. На столе появилась бутылка. Ели много, разговаривали долго, смеялись громко. В воздухе нехорошо и жарко пахло. Потом потянули нескладными дребезжащими голосами:

Куда бежишь, тропинка мииилыя,

Куда зовёоошь, куда ведёоошь?

Кого ждалааа, кого любила я,

Уж не догооонишь, не вернёоошь…

Кто-то пьяно заплакал. Девочка потянула мальчика, который уже клевал носом в углу.

– Я ходила в огород и нашла речку.

Послеобеденный зной прибил помидорные листья, завернул подсыхающие кусты клубники. Дети миновали туалет, перескочили грядки и, на каждом шагу обжигаясь крапивой, обошли почернелую баню.

Речка, неширокая, желтоватая от глинистых берегов, текла вдоль деревни и поила её. Сразу за огородом берег уходил в тихую тёплую воду заводи.

Купались вдосталь. Воды было по грудь. Где-то на дне били родники и от них расходились едва заметные прохладные струи. Бесились, орали, боролись, плескались до одурения. Потом, лениво переговариваясь, валялись на траве и снова лезли в воду. Над головами шумели ивы, в безумной голубизне проплывали многоярусные облака-чертоги. И немного страшно было оттого, что так хорошо, оттого что сейчас больше ничего не надо, что сердце бьётся довольно, сильно и устало.

Бабушки нашли их спящими в траве и решили не будить. До вечера ещё оставалось время. За день походники сделали хороший крюк и должны были подойти к полустанку с другой стороны. Но сейчас вечерняя электричка казалась далёкой и ненастоящей. Дуся принесла простыни и укрыла детей от слабеющего солнца. Потом снова сходила в дом и вернулась с бидоном кваса. Сидели на бережку, на тёплой траве, опустив усталые ступни в мутную воду. Молчали.

Постепенно разморило всех. Над Верой склонился надломленный донник. Зина уснула с ногами, опущенными в воду. Вокруг головы Насти рос красный клевер.

– Ох, батюшки! – Настя встрепенулась первой.

Рядом с ней Дуся что-то промычала в траву.

– Девки, вставай!

Но все и так уже вскочили, потревоженные, побитые ливнем. Дети сразу припустили к бане. Женщины пошли шагом – не до конца протрезвевшие тела подводили, были неуклюжи и тяжелы. В сумрачной бане уселись на лавки. В крохотное оконце хлестал дождь.

– Ну и куда вы теперь? До поезда полтора часа. Чего под дождём бегать? Ночевать остаться, и всё!

– Не, – Настя пригладила седые волосы. – Дома с ума сойдут.

– Не сойдут. С детьми в этаку непогодь!

– Да уж кончается. Вон и пузыри.

Дождь, и правда, быстро закончился. Дуся суетилась, совала гостинцы, вытаскивала сухие платья, заставляла переодеваться. Даже на мальчика нашлась какая-то старая детская майка.

И только когда за спиной остался и Дусин дом, и Дусина деревня, все пятеро поняли, как бесконечно устали. Запинаясь, нога за ногу, шли они к станции по тяжёлой, липнущей к ногам парящей земле, по рыжему суглинку. Теперь молчали все. У женщин после непривычной порции водки сушило во рту. Мальчик и девочка еле плелись.

Дорога шла под гору. Травы и цветы неистово пахли, жаворонки радостно заливались над головами, но теперь этого не замечал никто.

До станции осталось всего ничего, всего-то пересечь лесополосу и выйти к платформе… когда внизу свистнула и отправилась прочь последняя электричка. Женщины застыли. За их головами медленно опускался нежаркий красный круг солнца.

Обратно идти не спешили. Ватные ноги загребали подсыхающую грязь.

А на холме вдруг остановились, позабыв про усталость. Рыже-золотой умытый мир развернулся перед ними – мир, от которого одни отвыкли, а другие ещё толком не видели. Лето в зените, спелое лето, чистое вечное лето горело и парило в багряном закате, в рамках высоких золотых туч. И снова – что-то мучительно сжалось в животе, будто взвелась крохотная пружинка, заводя тайный будильник внутри каждого из пятерых.

Солнце окрашивало красным их глаза, кожу и волосы.

2

Машка

– Вееерка! Вееерка!