Возвращаюсь к ней. Нож скользит по внутренней стороне бедер. Она вздрагивает. Поднимаюсь выше. Крошатся лепешечки застывшего воска. Лезвие касается сосков.
Мне нравится игра с холодным оружием. Ей тоже. Но я ее ни разу даже не поцарапал. Не знаю, как среагирую на кровь. Боюсь разбудить в себе чудовище. Хотя, думаю, страх иррациональный. Я же не животное, чтобы пьянеть от вида крови.
Раздвигаю ножом половые губы, острие скользит к клитору. И вот, она сжалась и завибрировала под моими пальцами.
Так мы израсходовали полсвечи, поиграли с ножом и обошлись без банального секса.
Она потянулась, как кошка, и сделала попытку встать. Я удерживаю ее.
– Куда? А раны обработать?
– Да какие там раны!
– Ты их сейчас не чувствуешь. Но это не значит, что их нет. Лежи, я сказал.
С антисептиком и противоожоговой мазью я управляюсь почти профессионально. Научил мэтр Кабош, спасибо. Ожоги первой степени – небольшое покраснение кожи. Хорошо. Если появляются волдыри – это уже не квалифицированный садизм – это уголовщина.
(Уже через год у меня было другое мнение по этому поводу.)
– Государь мой, как же я тебя люблю! – говорит Жюстина. – Позволь мне поцеловать тебе руки.
Она всегда целует мне руки после экшен.
– Я не закончил.
Она терпеливо ждет. Потом берет мои руки за кончики пальцев, как драгоценность, и целует каждый палец по отдельности, последовательно, трижды, каждую фалангу.
Прижимает мою руку к щеке.
– Как же я тебя люблю!
– Я тоже тебя люблю, Жюстина. Все, лежи!
Я встаю и иду готовить ужин. Сейчас ей лучше отдохнуть. Мы оба в эйфорическом состоянии, но организм лучше не перегружать, особенно ее.
– У нас что, сатурналии? – спрашивает она. – Господа прислуживают рабам?
– Государь обязан кормить подданных.
– Не в качестве повара.
– Не спорь. Лучше опиши мне сабспейс. Это приказ.
Мы живем в студии, то есть комнате с кухней в одном бокале. Так что можем спокойно трепаться, пока я готовлю.
– Похоже на состояние медиума во время сеанса, – говорит она. – Я рассказывала тебе, что развлекала народ подобным образом?
– Да, я помню.
– Или на медитацию, при которой надо сосредоточиться в точке. Все вокруг исчезает и погружается в туман, кроме этой точки. Кроме твоего лица.
Она вскакивает, накинув халатик, бросается помогать мне.
– Мне летать хочется, а ты говоришь «лежи!». Катарсис после жертвоприношения, рука милости после пытки, рай после чистилища – вот что такое сабспейс.
– А в Вене есть музей истории города, – говорит она. – Там я видела меч палача, широкий такой и с закругленным концом, странный. Никогда не спутаешь с боевым. И еще там была книга огромная, как богослужебное Евангелие, толстенная, как энциклопедия. Лежит под стеклом, открытая на странице со средневековой гравюрой, где с немецкой точностью все подписано и снабжено комментариями и сносками. «Учебник палаческого искусства».
– Ого! – отзываюсь я. – Полцарства за коня!
– В Интернете, наверное, есть.
– Посмотрим!
– Слушай, я все вспоминаю железную деву. Почему мы никогда не использовали иглы?
– Я акупунктуры не знаю. Опасно: в сосуд можно попасть или в нерв.
– Спроси у Кабоша.
– Хорошо, спрошу.
Новый год. Бал. Серое здание советского НИИ наплывает на нас из тьмы. У входа – елка с гирляндой, медленно разгорающейся красным, зеленым, синим. Охрана смотрит изучающе.
– Извращенцев принимаете? – весело спрашивает Жюстина.
– Третий этаж, налево, – привычно кивает охранник.
По всему залу горят свечи. Играет музыка. Честно говоря, довольно попсовая: Витас, Мадонна, Manowar. Но на наш вкус не угодишь, терпим. Буквой «п» стоят столы. Киваем знакомым.
На Жюстине черный кожаный комбинезон со шнуровкой. Красная шнуровка, как разверстые раны, спереди, по рукавам, по бокам. ИМХО, очень красиво. Высокие каблуки Жюстина терпеть не может. Поэтому компромиссный вариант: черные невысокие сапожки.
На мне черные кожаные брюки и кожаный жилет поверх черной шелковой рубашки. Вид мрачноватый и вполне палаческий. На левой руке – кожаный браслет с заклепками. У Жюстины – такой же на правой. Сторона имеет значение. Любые аксессуары слева говорят о том, что ты – верхний, справа – нижний. Впрочем, всегда можно обвеситься побрякушками с двух сторон, имя в виду, что ты свитч, меняющий роли. Происхождение традиции неясно, однако существует легенда, что во время «золотой лихорадки» в Сан-Франциско в тысяча восемьсот сорок девятом году женщин настолько не хватало, что мужчины были вынуждены играть женские роли во время танцев в барах и носили банданы в левом или правом заднем кармане брюк в знак того, ведут они сегодня в танце или ведомы. Первоначально эта традиция использовалась геями и означала активного или пассивного партнера, а потом была заимствована БДСМ-сообществом.
Слева на поясе у меня висит перочинный нож (игры с холодным оружием). Если его дополнить красным шейным платком, окружающие решат, что я люблю фистинг или игры с кровью.