Ближайшие события не замедлили подтвердить, что Анджело высказал всеобщее мнение, поскольку после этого поединка у Реда почти не осталось учеников. Те кто явился поиздеваться над Морле, первыми пришли в его школу; вся эта история наделала столько шума и так быстро разнесла во все концы города славу нового учителя фехтования, что его академия оказалась переполненной буквально с первого часа своего существования.
Столь неожиданно обрушившееся на Морле процветание заставило его нанять нескольких помощников, вполне оправдывало переселение в красивый дом на Брутон-стрит и позволило ему обеспечить спокойную, безбедную жизнь матери на склоне ее дней.
Благодаря августейшему покровительству[17], «Академия Морле» за четыре года приобрела широкую известность не только как школа фехтования, но и как излюбленное место отдыха.
Длинный, простой до аскетизма salle d'armes[18] на первом этаже; на втором – галерея и смежные с ней элегантно обставленные комнаты, а в хорошую погоду и небольшой сад, в котором Морле выращивал свои розы, всегда были полны отнюдь не только фехтовальщиками. Превращением в модное место встреч академия была обязана прежде всего постоянно возраставшему притоку в Лондон эмигрантов из Франции. Возможно, начало этому положило то обстоятельство, что на самого господина де Морле смотрели как на одного из тех, кто бежал ужасов революции и использует отпущенные природой дарования, чтобы заработать на жизнь. Но заблуждение рассеялось, а тем временем за прославленной школой фехтования утвердилась репутация одного из самых приятных мест для встреч эмигрантов, где, помимо всего прочего, изгнанные с родины аристократы могли не беспокоиться о тратах из своего и без того досадно тощего кошелька.
Морле ободрял их приветливостью, свойственной его легкому, общительному характеру. Он вырос в Англии и по своим вкусам и склонностям был истинным англичанином, однако его французская кровь пробуждала в нем естественную симпатию к соотечественникам. Он радушно принимал их в своем прекрасно оборудованном заведении, всячески поощрял и почаще наведываться к нему и от своих щедрот – считалось, что его школа приносит до трех тысяч фунтов годового дохода, а во времена Георга III[19] это и впрямь было настоящим богатством, – оказывал им гостеприимство и в те жестокие, темные для французского дворянства дни, помогал в финансовых затруднениях многим эмигрантам.
Глава II
МАДЕМУАЗЕЛЬ ДЕ ШЕНЬЕР
Как я уже говорил, именно встреча с мадемуазель де Шеньер пробудила в душе Морле честолюбие – точнее, недовольство жребием, который до сей поры удовлетворял его, и желание занять в жизни более высокое положение.
Это историческое событие произошло года через четыре после основания его академии. Местом действия был особняк герцога де Лионна на Беркли-сквер. Молодой герцог вскоре после эмиграции женился на наследнице одного из новоиспеченных нуворишей, который нажил богатство на грабеже Индии[20] и благодаря отсутствию щепетильности в матримониальных вопросах[21] не только избавился от нищеты, постигшей многих его соотечественников, но получил возможность жить в роскоши, намного превосходившей роскошь, которой во Франции его лишила Революция.
Его дом и до известных пределов кошелек были всегда открыты для менее удачливых товарищей по несчастью, аристократов по рождению, вынужденных покинуть родину, а его добродушная супруга раз в неделю устраивала приемы, на которых гости наслаждались музыкой, танцами, шарадами, беседой и, – что вызывало особый энтузиазм полуголодных аристократов, – легкими закусками и вином. Приглашением на приемы ее светлости орле был обязан тому, что герцог, возымевший честолюбивое желание преуспеть в искусстве владения шпагой, усердно посещал академию на Брутон-стрит, неподалеку от его особняка. Кроме того, герцог привык смотреть на Морле как на собрата-эмигранта.
В черном атласном камзоле, отделанном серебром, с серебряными стрелками на чулках, со стразами на туфлях с красными каблуками, с заплетенными в тугую косичку припудренными волосами Морле, обладавший умеренно высоким ростом, ладной фигурой и отличной выправкой, которую вырабатывают постоянные занятия фехтованием, был одним из немногих, кто привлекал внимание, поскольку остальные завсегдатаи салона герцогини, как правило, несли на себе печать плохо замаскированной нищеты.