Маркиз де Карабас

— Я имею в виду совсем другое. Прежде всего то, о чем он говорил, поклявшись «пред лицом смерти». Неужели он хотел бы предстать пред Создателем с лживой клятвой на устах? Или вы полагаете, что я соглашусь, чтобы этого человека расстреляли ради моей выгоды?

— Вы предпочитаете, чтобы он жил ради вашей погибели? Очень благородно. Но повторяю вам: его расстреливают за нарушение субординации, — Пюизе подошел ближе к Кантэну и положил руку ему на плечо. — К чему мучить себя, дитя мое?

— Здесь много, так много такого, что касается лично меня, — в голосе Кантэна звучала глухая обида, — чего я не понимаю, о чем, порою, лишь смутно догадываюсь. Я попытаюсь узнать правду, которая кроется за ненавистью ко мне моих кузенов.

— Разве это так трудно понять? Ведь люди есть люди. Шавере одно из самых завидных владений во Франции или, во всяком случае, станет таким, когда вернутся спокойные времена. Людям, которые всегда считали себя его наследниками, не легко потерять его.

— Считали себя наследниками? Разве они не знали о моем существовании?

— Возможно и не знали.

— Ах! Но только в том случае, если моя матушка скрывала его, как скрывала от меня, что я наследник Шавере. Почему? Зачем матери лишать собственного сына принадлежащего ему наследства? Я знаю только один ответ.

— И какой же? — жестко прозвучал вопрос Пюизе.

— Она знала, что он не имеет на него прав. Если это так, то Констан говорил правду. Я самозванец, маркиз смеха ради, маркиз де Карабас, как когда то давно он меня назвал.

— Ба! И вас так легко ввести в заблуждение подобным утверждением? Разве у вас нет доказательств? У вас есть свидетельство о браке вашей матери с Бертраном де Шеньером и свидетельство о вашем рождении, имевшем место в Шавере.

— Если бы это было все. Но есть некоторые факты, которые ставят эти документы под сомнение. Моему отцу... Когда Бертран де Шеньер женился на моей матери, ему было семьдесят четыре года, а ей всего двадцать. Я родился еще через семь лет, когда ему было за восемьдесят.

— Ну и что из того? Вы родились в браке. С точки зрения закона ваши права на наследство неоспоримы.

— С точки зрения закона, да. Но мне говорили, что именно поэтому Шеньеры пытались оспорить их иным способом.

Рука Пюизе упала с плеча Кантэна. Он отступил на шаг и взглянул на молодого человека из-под нахмуренных бровей.

— С каких пор вас занимают такие мысли?

— С тех пор, как я услышал клятву Констана, которую он дал перед тем, как его выволокли отсюда.

— Пустое. Чего стоит клятва этого малого? В чем может он поклясться? В предположении, в подозрении вроде тех, которые занимают и вас? На основании такого предположения эти Шеньеры тем или иным способом убили бы вас. А вы настолько мягкосердечны, что считаете необходимым оправдать их, даже если для этого придется поставить под сомнение доброе имя вашей матушки.

— Вам известна причина, которая могла бы побудить мою матушку бежать из Шавере после смерти Бертрана и скрываться в Англии?

Возможно Пюизе и понял, что вопрос был чисто риторический, но отнюдь не по этой причине он не оставил его без ответа.

— Боже мой! Разве не ясно? Чтобы увезти вас подальше от той самой мстительности, которая преследовала вас, едва вы стали наследником Этьена де Шеньера.

Удивленный Кантэн уставился на Пюизе.

— Вы полагаете?

— Не полагаю, а знаю. Вам следовало бы помнить, что, как я вам говорил, в то время я служил в анжерском гарнизоне и был близко знаком с Ледигьерами. Именно поэтому, Кантэн, я при первой же нашей встрече проявил к вам глубокий интерес. Именно поэтому я так хотел подружиться с вами или, по крайней мере, быть вам другом. А теперь слушайте.

Пюизе отвернулся и, меряя длинными медленными шагами комнату, начал рассказ.

— Старик Ледигьер служил управляющим у маркизов Шавере. Он был честолюбивым негодяем, который пожертвовал дочерью для удовлетворения своих суетных интересов. Семидесятилетнему Бертрану де Шеньеру, страдавшему ревматизмом и подагрой, в последней вспышке сластолюбия, которое он никогда не умел сдерживать, приглянулась ваша матушка. Ее хитрый, бдительный родитель понял, что ему предоставляется возможность сделать ее знатной дамой. Он взялся за дело с такой дьявольской ловкостью, что вскоре к негодованию своего семейства старый Бертран женился на девушке.

Кантэн сидел на стуле и, опершись локтями о колени и поддерживая рукой подбородок, внимательно слушал. От него не укрылась пронзительная горечь в словах и тоне Пюизе, словно собственный рассказ не оставлял графа равнодушным.

— По причине плохого здоровья Этьена Гастон де Шеньер, племянник Бертрана, уже давно считал себя наследником маркиза. Его брат Клод, отец Жермены де Шеньер, в самую последнюю минуту попытался расстроить свадьбу. Но несмотря на старческое слабоумие Бертран был не тем человеком, который позволял себе перечить; кроме того при нем почти всегда находился старый дьявол Ледигьер, направлявший все его действия.