Маркиз де Карабас

— То, что чем скорее мы выступим, тем скорее исправим ошибку, в результате которой мы здесь оказались, — уклончиво ответил молодой человек.

Все разразились упреками по поводу его неблагодарности к щедрому гостеприимству госпожи де Белланже, и в этот момент пред ними явилась сама виконтесса, привлеченная их шумными препирательствами.

Госпожа де Белланже вошла в сверкающем розовом платье, свежая и восхитительная — само воплощение утра; по льстивому выражению Тэнтеньяка — роза, окропленная росой.

— Фи, господа! Вы разбудите дам! Нечего сказать, достойное воздаяние за их старания развлечь вас, — она через плечо бросила взгляд на занавешенные окна.

Не желая, чтобы его превзошли в изысканной любезности, Белланже извинился за шум, возложив вину на тех, кто, пренебрегая собранными в Кэтлегоне радостями жизни, настаивает на немедленном отбытии.

Виконтесса изобразила игривое неудовольствие.

— Кто эти бессердечные и бесчувственные?

— Главный преступник — господин де Морле, — как и Констан, Белланже избегал употреблять его титул. — Недавно принятый в воинские ряды, он проявляет нетерпеливое рвение неофита [...нетерпеливое рвение неофита — Неофит — новый приверженец религии, новый сторонник какого-либо учения; новичок].

— Ради такого рвения простим его. Но какая военная необходимость оправдывает подобное нетерпение?

— Никакая, сударыня, — сказал Тэнтеньяк.

— Действительно, никакая, — добавил Белланже. — На рассвете мы должны быть в тылу у Гоша, чтобы...

— Черт возьми, любезный! — бурно прервал его Кантэн. — Уж не собираетесь ли вы поведать о наших планах всем ветрам небесным?

Над террасой зазвенел серебристый смех виконтессы.

— Четыре ветра небесные, взгляните на меня, на ту, кто нежнее, чем самый нежный зефир.

Чудовищная неосторожность Белланже даже Тэнтеньяка заставила нахмуриться.

— Эти вандейцы, которые должны были нас здесь встретить, сударыня, откуда вы получили известие о них?

— Из Редона, четыре дня назад. Господин де Шаретт прислал всадника с письмом; он просил оказать им гостеприимство в Кэтлегоне. Он писал, что они прибудут во вторник, то есть вчера. Они задержались. Но в том, что они прибудут, нет никакого сомнения. Они могут появиться в любую минуту.

— Шаретт сообщил, куда они направляются? — спросил Кантэн.

— Да, на побережье, чтобы переправиться на Киброн и пополнить стоящую там армию.

— Странный путь на побережье из Редона через Кэтлегон. Все равно что идти в обратную сторону.

— Неужели? — виконтесса подняла брови. — Вам надо сказать об этом господину де Шаретту, когда он появится. Он, вероятно, ответит, что Кэтлегон очень удобен для размещения людей, раз он посылает гонца с просьбой обеспечить его всем необходимым.

— Он мог бы остановиться в Мюзийаке, у моря. Кроме того из Редона до Мюзийака вдвое ближе, чем до Кэтлегона.

— Как хорошо вы знаете здешние края! Вам обо всем этом надо сказать господину де Шаретту, — она кокетливо улыбнулась. — Едва ли я сумею постичь рассуждения военных людей.

— Равно как и рассуждения господина де Морле, — предположил ее супруг.

Властным тоном Тэнтеньяк положил конец обсуждению.

— Мы дождемся вечера. Затем выступим. С вандейцами или без них.

— Вы оставите нас безутешными, — всем своим видом изображая огорчение, посетовала госпожа де Белланже.

— Увы, сударыня! — вздохнул Ла Уссэ. — Мы склоняемся пред жестокой необходимостью.

Все, кроме Кантэна, задержавшегося на террасе с Кадудалем, направились к дому. Он посмотрел вслед небольшой группе мужчин, весело болтающих с обворожительной женщиной, и из его груди вырвался усталый вздох.

— Жорж, что вы думаете обо всем этом?

Крупное лицо Кадудаля исказила сердитая гримаса.

— Я думаю, что ваши вопросы обнаруживают слабые места этой истории.

— И еще больше настраивают против меня этих дамских угодников. Впрочем, неважно, ведь сегодня вечером мы выступаем.

Во время завтрака Кантэн выслушал не одну шутку по поводу своей военной проницательности.

Все еще сидели за столом, когда его внимание привлек цокот копыт, приближающийся к замку. Про себя он отметил, что звук доносится не с севера, то есть не из аллеи парка, а с юга — с дороги, ведущей от конюшен. Кантэн задумался, но мыслями своими не поделился даже с Жерменой. После завтрака они вышли прогуляться по запущенному саду.

В обществе мадемуазель де Шеньер он на некоторое время забыл о своих тревогах, но когда около полудня они вернулись в замок, ему напомнили о них самым неожиданным образом.

В вестибюле он застал нескольких офицеров и дам, окруживших человека в пропыленной одежде и в высоких сапогах со шпорами, Тэнтеньяк его о чем-то расспрашивал.