Зачем, например, он сцепился с Левой? Из-за Петрика. Но ведь с Петриком они поругались на всю жизнь. И теперь разве ему, Опанасу, не все равно, обманул Лева Михайлов Петрика Николаева или не обманул? Почему же у него зачесались руки? И почему он не мог не крикнуть Леве «вор» и «дрянь»?
Все это в высшей степени непонятно.
И еще было неясно другое: как мог Петрик так гадко сказать Клавдии Сергеевне? Как он посмел? И почему?
Все эти вопросы очень волновали Опанаса, и Опанас даже не обернулся, когда толстая продавщица из «Гастронома», увидев его, крикнула на всю улицу:
— Мальчик! Мальчик! Выжди…
Опанас даже головы не повернул. Он шел, глубоко задумавшись, мрачно сдвинув черные брови, и раздувал щеки, будто играл на трубе.
— Мальчик, мальчик, — вопила продавщица, стараясь догнать Опанаса, — выжди… Ой, чтоб мне так жить на свете, если этот ребенок не оглох…
Но Опанас будто и вправду стал немного туговат на ухо. Он и не подумал выжидать, а все шел себе и шел вперед.
Тогда продавщица ускорила шаг, догнала, уцепила Опанаса за плечо и крикнула:
— Стой же наконец!
Тут уж Опанас действительно остановился, и остановился как вкопанный.
— Ну? — воскликнула продавщица, еле переводя дух. — Что ты этим хочешь доказать?
— Ох, тетя! — воскликнул Опанас, в свою очередь еле переводя дыхание. — Как вы меня испугали…
— Нет, как вам это нравится? Я же за ним бегу два ква́ртала, и я же его испугиваю… Ну? — грозно закричала она. — Где ты был вчера после обеда?
— Что вы, тетя? — испуганно воскликнул Опанас, стараясь вспомнить, где он видел эту толстую сердитую тетку и в чем перед ней провинился. — Нигде не был! Провалиться мне на этом месте… Целый день дома сидел…
— Нет, как вам это нравится? — сердилась продавщица. — Он же целый час торчал возле моей витрины, и он же целый день сидел дома… Тогда кто это был?
Тут Опанас окончательно перетрусил. Неужели он где-нибудь расколотил стекло в витрине? Конечно, все возможно. Но где и когда? И как он мог об этом забыть?
Стараясь высвободить плечо из цепких пальцев разгневанной продавщицы, озираясь по сторонам, как бы ловчее удрать, Опанас жалобно захныкал:
— Ой, тетечка, честное-пречестное, это был не я… Ой, ой, пустите плечо!..
Продавщица сняла руку с Опанасова плеча.
— Не ты? — удивленно проговорила она. — Тогда кто же?
— А я знаю? — весело воскликнул Опанас, в восторге, что ему так легко и быстро удалось вывернуться. — А я знаю, какие нахалы бьют стекла в ваших витринах?!
— Что-о? — заорала продавщица, снова хватая за плечо Опанаса. — Кто бьет стекла? В каких витринах?
Тогда Опанас пришел в полное отчаяние.
— Тетечка, на что вы ко мне привязались? Пустите меня до дому… Я ж еще не обедал…
— Нет, — яростно крикнула продавщица, — раньше ты мне скажешь, кто бьет стекла, а потом будешь обедать! Ну?
И она принялась изо всех сил трясти Опанаса за плечо.
— Что вы меня трясете? Вы ж из меня все кишки вытрясете, — чуть не плача, простонал он. — Это вы кричите про стекла, а я знать не знаю…
— Какие стекла? Кто про них говорит? Я уже час кричу, где тот рыженький, который вчера покупал чай в моем штучном отделении.
— Обождите, тетя, — вскричал обрадованный Опанас, — так это же Кирилка покупал чай в вашем штучном отделении…
— Так ты его знаешь?
— Так мы вместе покупали!
— Здравствуйте! Так почему ты раньше молчал?
— Так вы меня раньше не спрашивали.
— А про что я тебя спрашивала? Про китайского императора?
— А зачем он вам? — с опаской спросил Опанас. — Что вам дался Кирилка?
— Как вам это нравится? Он опять забыл! Я ж тебе час толкую, пусть приходит за сдачей — двадцать восемь рублей и какие-то там еще копейки… Теперь понял?
— Понял, понял!
— «Понял, понял»!.. Так беги ему сказать. Что ты стоишь? Тебя приклеили или что?
— Тетя, — с отчаянием крикнул Опанас, — так вы ж меня за плечо уцепили… мне с места не сойти!
Толстая продавщица окончательно возмутилась:
— Кто тебя держит?! Беги… Кто тебя уцепил?! Беги…
Опанас побежал, но через несколько шагов он остановился и вернулся обратно к продавщице.
— Тетя, а ведь Кирилка, наверное, из-за той сдачи не знал таблицу на четыре…
— Горе мне с этими хлопцами! — испуганно воскликнула продавщица. — Так-таки и не знал?
— Ни словечка. А тетка уже, наверное, отстегала его за сдачу…
— Хвороба на нее! Разве можно бить ребенка?
— Она у него сущая ведьма, — печально сказал Опанас и побежал что было мочи, теперь уже нигде не останавливаясь.
Он так торопился, что не заметил, как добежал до общежития, где жили Кирилкины родные, как вбежал по лестнице в дом и как с разбегу попал на самую середину комнаты, почти к обеденному столу.
Все были в сборе. И Кирилкина тетка, тощая, с растрепанным пучком на затылке. И Кирилкин веснущатый дядя. И Кирилкин двоюродный брат Генечка, похожий на лягушонка, большеротый и лупоглазый. И еще там был какой-то совсем незнакомый дядя в мохнатых сапогах. Это были на редкость удивительные сапоги, до самого живота и привязанные к поясу.
— А где Кирилка? — тяжело дыша, спросил Опанас. — Разве он еще не приходил?
— Еще нет, — сказал незнакомец в мохнатых сапогах, — он в школе.