Марка страны Гонделупы

Потом он поднялся на следующий этаж. И снова прошел весь коридор, с одного конца здания до другого, читая все надписи на классных дверях. Чем выше он поднимался, тем старше становились классы на этажах. А на четвертом, последнем, были только восьмые, девятые и десятые, и там учились, безусловно, самые знающие ребята в поселке. Еще там была пионерская комната. И комната для приготовления уроков. И еще какие-то особенные кабинеты, куда Кирилка не посмел заглянуть.

Как будто впервые он видел эти просторные коридоры, похожие на длинные светлые залы, эти знакомые классы, эти огромные прозрачные окна. И даже пальма с широкими листьями в зеленой кадушке показалась ему великолепной, хотя прежде он не обращал на нее ровно никакого внимания.

Осторожно провел он пальцем по тому листу, который ниже других склонился к полу, и увидел, какая ярко-зеленая полоса осталась на пыльной поверхности. Тогда он хорошенько протер ладошкой весь пальмовый лист. И пальма задрожала, затрепетала всеми своими листьями до самой верхушки. И Кирилке показалось, будто она говорила «спасибо» за такое внимание и заботу.

— Посмотри в окошко! — прошептал он и немножко повернул к солнцу чистый пальмовый лист.

Он медленно ходил по школе, переходя с одного этажа на другой.

Сквозь огромные окна можно было посмотреть налево, на завод с его новыми стеклянными корпусами и высокой кирпичной трубой, и направо, где заводской парк спускался прямо с обрыва к Днепру. А напротив был виден заводской поселок. Прямые улицы, одинаковые садики, одинаковые дома. Только того дома, где жили Кирилкины тетка и дядя, нельзя было разглядеть. И Кирилка был этому рад.

Потом он сосчитал все окна на одном этаже и помножил на четыре. Это была самая трудная задача, которую Кирилка когда-либо решал. Но он решил ее. И когда громко, вслух произнес полученное число, то изумился, как много окон в их школе. И он подумал — это нарочно позаботились сделать столько окон, чтобы светло и солнечно было в каждом классе, и во всех коридорах, на всех этажах…

И потому, может быть, что так много солнца и света было в их школе, Кирилка подумал и о том, как грустно будет ему расставаться со школой, с учительницей Клавдией Сергеевной и со всеми ребятами, особенно с Петриком и Опанасом.

Когда Кирилка спустился снова в первый этаж, школа уже гудела сверху донизу, захлопали входные двери, пионервожатая Зина забегала по всем четырем этажам и оглушительный звонок возвестил начало школьного дня.

Кирилка, как всегда, сел за парту и, по примеру Петрика, еще прежде чем в класс вошла Клавдия Сергеевна, вынул из портфеля тетрадь, книги, пенал. Казалось, все шло, как обычно: Кирилка мокал в чернильницу перо, стряхивал чернила, решал примеры, выводил буквы… Но думал он совсем не о том, что делал. И когда Петрик, по привычке, заглянул в Кирилкину тетрадь, у него зарябило в глазах от лиловых клякс, капавших с пера на страницу тетради.

— Кирилка, — прошептал он с ужасом, — что ты сделал? У тебя их тысяча…

Но Кирилка даже головы не повернул.

О чем он только думает?

Или, может быть, он не хочет с Петриком даже разговаривать? И решил с ним больше не дружить?

У Петрика больно заскребло на сердце. Ну что ж, пусть. Пусть. Очень надо навязываться! Пусть Кирилка дружит с одним Опанасом. И пусть садятся на одну парту. Он может больше не смотреть ему в тетрадь.

Но кляксы! Разве можно допустить, чтобы кляксы пачкали тетрадь?

— Кирилка, — шепчет Петрик, — возьми мою, если ты потерял. — И он отрывает розовую промокашку вместе с ленточкой.

Но Кирилка говорит: «Не надо», и отодвигает промокашку обратно к Петрику.

Разве это не обидно? Разве не обидно, когда другу предлагаешь помощь, а он отвергает ее?

Оскорбленный Петрик снова положил промокашку в тетрадь.

Ладно. Пусть.

В переменки Петрик ходил совершенно один. Опанас же и Кирилка были вместе. Они смотрели на Петрика и о чем-то шептались.

Петрик исподтишка наблюдал за ними. Ему было грустно и одиноко и совсем не хотелось бегать.

На третьей переменке он вспомнил вдруг про Леву. Вот до чего он забывчивый! Ведь он еще вчера решил спросить у Левы, бывают ли ошибки на географических картах. А если бывают, не одно ли это и то же — Гваделупа и Гонделупа? Вчера он нашел наконец на карте какую-то Гваделупу. Может, это и есть то самое?

Он сбегает за Левой Михайловым на второй этаж, и они пойдут рядышком, беседуя, как двое настоящих друзей. А может, Лева захочет поговорить с ним о марочках? Или поменяться?

Петрик был очень доволен, увидев, что Кирилка с Опанасом тоже побежали следом за ним на второй этаж. Что ж, пусть знают, что он может обойтись без них и навязываться им не подумает!

Они столкнулись лицом к лицу — Лева и Петрик. Прямо на лестнице. Лева спускался вниз, Петрик бежал наверх.

— Лева! — воскликнул Петрик, нежно порозовев. — Лева, подожди!

Лева остановился.

— Ну? — проговорил он и, по своей всегдашней привычке, вскинул голову. — Чего тебе?

— Лева, — продолжал Петрик, доверчиво трогая Леву за рукав, — давай о чем-нибудь поговорим…

Лева стоял на одну ступеньку выше, и потому Петрик казался особенно крохотным.