Марка страны Гонделупы

— Ух, мне бы такую щуку! — восклицал Опанас, с жаром хлопая Кирилку по спине. — Уж я бы ее попросил…

— И я бы попросил! — подпискивал Кирилка, сияя восхищенным взглядом. — И я бы попросил!

— А я бы ее попросил… я бы ее попросил!..

Но у Опанаса было слишком много желаний, чтобы он мог их выразить обычными человеческими словами. И он только кричал на всю улицу так, что прохожие с удивлением оборачивались, невольно провожая глазами краснощекого крикуна.

— Уж я бы ее попросил! Уж я бы попросил…

— И я! И я! — тоже громко пищал Кирилка.

Только в начале двенадцатого часа Кирилка добрался до своего дома. «Ох, и день был сегодня!» подумал он и вдруг вспомнил про чай, который таскал в кармане с самого утра, и про сдачу с тридцати рублей, которую он, если только не потерял, забыл у продавщицы…

Бедный маленький Кирилка! Как он бежал обратно к магазину по пустым улицам поселка! Как лаяли на него собаки, выскакивая из каждой подворотни! Как больно он упал, зацепившись своим огромным валенком за выбоину на дороге…

И как ужасно было возвращаться домой, когда оказалось, что «Гастроном» закрыт и вместо ярких электрических лампочек одна единственная освещает непривычно безлюдный магазин!

Бедный маленький Кирилка! Как тоскливо замирало его сердце и как подкашивались ноги, когда, крадучись, пробирался он на свое место!

Но все уже спали. Никто не слыхал, как он улегся на свой сундучок возле дверей и натянул на голову ветхое одеяльце.

Что будет завтра? Что скажет он тетке, когда та посмотрит на него глазами, которые колются, как иголки, и спросит, медленно выцеживая каждое слово: «А сдача с тридцати рублей? Где она, негодяй?»

Ох!

Она оторвет ему голову и забросит в Днепр, как множество раз обещалась ему…

Но ведь деньги не пропали? Он просто забыл их у той сердитой тети. Ведь она вернет их?

Эта мысль немного успокоила Кирилку.

Да, да, так он и сделает. Завтра «Гастроном» открывается в семь. Он встанет в пять. Подождет у дверей, пока откроют. Получит свою сдачу. Принесет тетке. И еще успеет точно к девяти в школу.

Но Кирилка спал тревожно. Просыпался, вскакивал и смотрел на окошко, чтобы не пропустить серого утреннего рассвета…

Глава двадцатая. Кляксы снова капают на тетрадь

Когда Кирилка выскочил из дому, краешек неба уже засиял, а снег на крышах медленно розовел.

Ровно в семь «Гастроном» открылся, и Кирилка бросился к прилавку штучных товаров.

— Тетя, — сказал он, полный надежды и страха, — отдайте мою сдачу…

— Сдачу? — удивленно переспросила продавщица. — Какую сдачу?

— Вчерашнюю, — дрожащим голосом сказал Кирилка. — Мы с Опанасом покупали чай… вот этот…

Но продавщица не имела ровно никакого представления о сдаче. И, кроме того, ей было слишком скучно заниматься такими пустяковыми разговорами.

— Ничего не знаю, — зевнув, сказала она, — не мешай мне работать…

Можно ли было еще о чем-нибудь говорить после такого ответа?

Кирилка был слишком робок, чтобы вступать в споры, доказывать, объяснять. Он просто отошел от прилавка. Все было кончено… Его сдачу ему не хотели отдавать. Или он потерял деньги?

Ему даже и в голову не пришло (а ведь это прямо бросалось в глаза!), что продавщица за одну ночь выросла по крайней мере на целую голову, похудела не меньше чем в два раза. Она сделалась худой и высокой, настоящая жердь. А вчера она была похожа на пузатый бочонок.

Нет, всего этого Кирилка даже не заметил. Ему было не до того. Он понимал одно: сдача — двадцать восемь рублей двадцать пять копеек — потеряна для него бесследно. И было ясно одно: вернуться к тетке с одним кубиком, пусть даже самого первосортного чая, нельзя ни под каким видом. И что делать дальше, он не знал.

Глубоко вздыхая, он побрел в школу. Больше итти было некуда.

Он пришел слишком рано. Двери были открыты, но ребят еще не было. И казалось, здание еще не проснулось, так непривычно тихо было в нем.

И зеркало в раздевалке… И ряды вешалок за высоким деревянным барьером… И маленький книжный киоск, где постоянно продавались учебники и тетради… Все предметы так странно изменились и как будто присмирели. И, может быть, оттого, что кругом было слишком тихо, Кирилка на цыпочках подошел к вешалке и зацепил пальтишко за самый ближний крючок.

В это утро он видел школу как будто первый и последний раз. Он медленно шел по коридору нижнего этажа и читал надписи на классных дверях.

Вот первый клас. А». Тот самый, где учатся они все — Кирилка, Петрик и Опанас. Дверь чуточку приоткрыта.

Кирилка просунул голову внутрь. Ничего нового он не увидел. Все было очень знакомо. Но потому, может быть, что было еще слишком рано, лучи утреннего солнца косо падали на парты, на учительский столик, на желтый пол и лакированная поверхность предметов отражала ослепительное сверкание лучей, весь класс сиял каким-то необычайным блеском и чистотой.

И Кирилка с легкой, ему самому непонятной печалью смотрел на этот класс, где ему всегда было так хорошо.