Новые ботинки, которые ему отец перед отъездом купил, носит Генечка. И шапку-ушанку тетка тоже велела отдать Генечке. И за водой никогда не посылает Генечку, а только его, Кирилку… А в «Гастроном» если за конфетами, то Генечку… Кирилка снова вздохнул.
— Потише, говорят! — крикнула тетка. — Уроки делай…
— Сделал, — тоненьким голоском сказал Кирилка и опять вздохнул.
Что ж поделаешь, такая у него привычка: все вздыхать и вздыхать.
Плохо жить на свете, когда совсем один, когда тетка на каждом шагу кричит, а дядя, хоть добрый, да слова не смеет сказать за Кирилку. Только иногда даст три копейки на ириску. А отец далеко, на Севере, и писем не шлет.
А главное, плохо, когда нет товарища. Плохо, плохо…
Глава седьмая. Кирилкин портфель
Драться Петрик не любил. Первым никогда в драку не лез. Но если его затрагивали, спуску не давал, причем в драке больше надеялся на свой портфель, чем на кулаки.
Когда месяца через два мама обратила внимание на его бывший новенький портфелик, то просто глазам своим не поверила.
— Петрик, — воскликнула она, — неужели это твой?
— Мой, — ответил Петрик, — а что?
— Что с ним случилось? Не играешь же ты им в футбол?
— Ну кто же зимой играет в футбол? Что ты, мама! — воскликнул Петрик. — Только летом или осенью…
— Но тогда почему он такой страшный? Весь потрепанный. Может, дерешься портфелем?
На этот раз она попала в самую точку.
Петрик немножко замялся, но ответил честно и откровенно. Вообще пока еще не было случая, чтобы он солгал.
— Случается… — сказал он краснея, — иногда… и даже очень часто…
— То есть как?
Мама была поражена.
— Показать? — с готовностью воскликнул Петрик. — Сейчас…
И он в одну минуту напихал в портфель все, что полагается: книги, тетради, пенал…
— Отойди немного в сторону, — попросил он маму, — а то задену…
И, сильно размахнувшись, он трахнул портфелем по печке.
Вот это был удар! Просто удивительно, как печка осталась целой и не разлетелась на мельчайшие пылинки. Зато портфель затрещал по всем швам.
У мамы захватило дыханье и потемнело в глазах.
— Петрик, — отчаянным голосом проговорила она, — но ведь так можно изувечить друг друга… выбить глаз… и даже… даже убить досмерти…
— Нет, — решительно возразил Петрик, — выбить глаза нельзя и убить тоже… по лицу не разрешается, только по спине…
Мама очень расстроилась. Она хотела еще что-то сказать, но только махнула рукой и жалобно проговорила:
— Я тебя очень прошу, не дерись так… это ужасно опасно…
— Ладно, — сказал Петрик, — постараюсь пореже…
Потом мама сказала, печально рассматривая портфель:
— Хоть до конца учебного года он тебе хватит или придется покупать новый?
— Не придется, — быстро ответил Петрик. — Может быть, ручка отлетит… так это ничего, Опанас умеет их прикручивать…
Что касается Опанасова портфеля, то у Опанаса портфель еле дышал. Можно было только удивляться, каким образом Опанас носит свои учебники в таком портфеле. Но причина здесь была совсем особого свойства.
Вообще Петрик и Опанас были не похожи друг на друга во всех отношениях. И характером и наружностью.
Петрик был высоконький мальчик и немного бледноват. Опанас же был, наоборот, коренастый, коротышка. У Петрика на лбу была аккуратно подстриженная чолочка, а у Опанаса на затылке торчал хохолок, похожий на кисточку для бритья. Петрик щурился, он был немного близорук, ушки у него торчали, как два розовых лопушка, а когда он смеялся, на самой середке носа у него гармоникой собирались тонкие лучистые морщинки.
У Опанаса же щеки были до того красны и до того круглы, что было просто удивительно, как только птицы не склевали их по ошибке вместо яблока.
Петрик всегда мечтал, строил планы и любил придумывать необычайные вещи. Опанас был, что называется, «тяп-ляп». Схватит — бросит. Бросит — снова схватит. И никакого толку. По десять раз в день он придумывал что-нибудь новое, чтобы ничего никогда не закончить. Не то что Петрик, который все всегда доводил до конца.
В школу Опанас обязательно бы опаздывал, но аккуратный Петрик заходил за ним каждое утро.
Невпример Петрику, Опанас драться любил. Он был большим задирой и с наслаждением ввязывался в любую потасовку, причем надеялся он исключительно на свои кулаки, крепкие и ловкие. Портфель же его имел самый плачевный и ненадежный вид вовсе не по вине Опанаса.
Как известно, у Опанаса была еще семерка братьев, из которых пятеро учились в школе. И потому осенью, когда отец приносил портфель, а покупал он только один портфель, то обычно говорил:
— А ну, хлопцы, кому тот портфель пойдет в дело?
И между хлопцами начинался дележ. Дележ бывал обычно справедливый. Вынимались все портфели и все сравнивались до мельчайших подробностей. Новый портфель доставался тому, чей бывал истрепан до последней крайности.