Его внутренняя жизнь представляет собою причудливую смесь самых различных и противоположных устремлений, чувств, мыслей, настроений. Склонность к необузданному фантазерству уживается в нем с рационалистической трезвостью и своеобразным наивным практицизмом. Романтик и мечтатель, подражающий действиям героев приключенческой литературы, он в нужные минуты проявляет деловую сообразительность и практическую сметку. Так, в знаменитой сцене окраски забора, искусно играя на слабостях своих товарищей, Том сваливает на их плечи выполнение скучного и тягостного дела, порученного ему тетушкой Полли.
Но при всей кажущейся непоследовательности действий, мыслей и поступков Тома в них есть четкая внутренняя логика. Они возникают на некой общей основе. Этой основой, определяющей все поведение героя романа, является его кипучая наивная жизнерадостность, неутомимый интерес к жизни, неугомонная бурная энергия. Он испытывает острое любопытство ко всему, что происходит вокруг него и в нем самом. Мир для него полон чудес, — а жизнь кажется ему захватывающе увлекательной. Потому-то он так зачитывается приключенческой литературой. Книги о разбойниках и пиратах рисуют жизнь именно такой, какой представляет ее себе Том: яркой, занимательной, героической, необычайной, изобилующей неожиданностями и приключениями. Том — романтик, но его позиция — не бегство от жизни, а особая форма творческого участия в ней. Разыгрывая сцены из своих любимых романов, он не подгоняет жизнь под романтические стандарты, а, напротив, как бы высвобождает ее скрытое содержание, давая ему возможность облечься в осязаемые формы. Его игра сродни художественному творчеству, она несомненно включает в себя элемент не только подражания, но и познания.
Своеобразие мировосприятия Тома, определяемое как его возрастом, так и индивидуальными особенностями его характера, заключается в том, что для него не существует резкого разрыва между обыденным и фантастическим планами жизни. Воскресные школы, церковные проповеди, нудные школьные уроки — все эти скучные выдумки взрослых кажутся ему бессмысленными и ненужными, но он убежден, что рядом с этой неинтересной, тусклой жизнью, более того, внутри ее самой существует замечательный и яркий мир, попасть в который легко и просто. Его вера в волшебную природу жизни лишь частично опирается на приключенческую литературу. Требуя от жизни чудес, он обнаруживает их на каждом шагу. Ему открывается волшебная природа самых обыкновенных явлений — и его игры становятся орудиями этих открытий. Ведь он играет даже тогда, когда просто живет.
Воспроизводя «диалектику» детской души, Твен показывает, что каждый предмет поворачивается к ребенку своей игровой, занимательной стороной. Слово «интересно» лучше всего определяет сущность тех впечатлений, которые Том Сойер получает от окружающего его мира.
Именно благодаря такому подходу весь окружающий Тома мир расцветает и преображается, наполняется ощущением радости бытия. Это ощущение Том Сойер умудряется извлечь из всех приятных и неприятных ситуаций своего повседневного существования, находя его там, где, казалось бы, на него меньше всего можно рассчитывать. Ни одному взрослому человеку не придет в голову, что с удалением зуба могут быть связаны какие-либо переживания, кроме самых неприятных. Между тем в вырванном зубе Тома Сойера таятся неисчерпаемые возможности интереснейшего времяпрепровождения.
«Когда Том после завтрака отправился в школу, все товарищи, с которыми он встречался на улице, завидовали ему, так как пустота, образовавшаяся в верхнем ряду его зубов, позволяла ему плевать совершенно новым, замечательным способом» (4, 49).
Когда Сид потихоньку крадет сахар из сахарницы, а тетушка Полли, заподозрив в этом преступлении Тома, подвергает его незаслуженному наказанию, Том умудряется извлечь своеобразное наслаждение из мысли о страшной несправедливости, жертвой которой он стал. С увлечением он рисует себе картину собственных похорон, рыдания терзаемой муками совести тетушки Полли, раскаяние Сида и слезы Мэри, и, предаваясь этим печальным размышлениям, он «так наслаждался своими горестями, что… оберегал свою скорбь как святыню», и, испытывая «мрачное блаженство», постепенно впал в «приятное расслабленное состояние».
Том Сойер способен иногда испытывать скуку. Однако даже состояние скуки, в которое он впадает, таит в себе нечто заманчивое и соблазнительное, способное внушить читателю парадоксальную мысль о том, что и поскучать иной раз бывает интересно и занятно.
Даже столь малопоэтичный предмет, как дохлая кошка, в руках Тома и Гека становится источником захватывающе острых ощущений, орудием, при помощи которого можно приподнять завесу, скрывающую бесконечно увлекательные тайны жизни. В самой дохлой кошке, конечно, нет ничего таинственного и загадочного, но зато она может служить средством лечения бородавок.