Марк Мидлер. Повесть о фехтовальщике

– Потому что трусливому-лд человеку страшней всего показать, что он трус. А совсем ужас – убедиться, что твое предположение о себе как о ничтожестве на самом деле-лд истинная правда. Немногие могут спокойно вынести такое-лд мнение людей и такое обвинение самому себе. Ты вот думаешь, морская пехота книжек не читала. Не прав-лд. Был такой поэт Мандельштам, так он разделил весь наш народ на три части. Первые – «непуганые». Это те, кого ничто в нашей жизни и никто не успел капитально испугать. Таких людей не очень-то много. Другие, скажем так, условно – их больше всего – «испуганные». Ну, понятно по самому слову, что эта братва-лд боится и того, и другого, и третьего, опасается, страшится… Вот ты такой есть-лд. А третьих этот, скажем так, поэт назвал «перепуганные». Это те, кого испугать уже невозможно. Они все страхи оставили за спиной. Перешли через… переступили. Вот брат твой-лд скоро переступит, который старший.

– Вы знаете Марка? – поразился я.

– Он ко мне месяца полтора назад заходил. Я ему куртку чинил спортивную. Вот он что-лд? И на него приятно посмотреть. Но, конечно, ему – это я говорю как бывший морской пехотинец – еще через свои страхи шагать и шагать.

Мне пришло в голову после этого разговора, что основатель кибернетики Норберт Винер был, наверно, прав, когда сказал, что «игра со страхом должна составлять самую важную часть жизни… Весь вопрос вот в чем, – заключил Винер, – вы играете со страхом или страх играет вами».

Я видел, что брат играет с собственным страхом, как тореадор с быком.

…В декабре 1956 года Марк вернулся с Олимпиады в Мельбурне. Раздал подарки, постоял, наблюдая наш двор, пока лишние не вышли из комнаты, и сообщил мне, зная по опыту, что я никому ничего не расскажу, что в Австралии у нас обнаружились родственники. Не в самом Мельбурне, а на противоположном побережье. Родственник или человек с фамилией Мидлер. «Я не знаю, кто этот человек, да и не хочу знать, – сказал Марк, и я не мог не заметить, как у него напряглись плечи, – прилетел на личном самолете специально, как я узнал позже, чтобы познакомиться со мной. Приземлился австралиец недалеко от олимпийской деревни. Когда какой-то пожилой загорелый человек в ковбойской шляпе направился ко мне с распростертыми объятиями, я повернулся и – рванул в коттедж. Я услышал за спиной крик изумления «What was happened!», вбежал в свой подъезд и защелкнул дверной замок».

Марк рассказывал мне это, как смешной казус, но я почувствовал в его словах словно бы упрек, который он бросил самому себе.

Я его спросил:

– Ты в претензии на себя за это? Ты испугался?

Он ответил:

– Не знаю.

– Но ты же лучше меня понимаешь, – сказал я, – человек прилетел через весь континент специально, чтобы встретиться с тобой, а ты от него сбежал!

– А ты что хотел, чтобы я из-за этого родственника или не родственника стал бы невыездным?

Это были годы запрета советским на общение с иностранцами. Если сколь угодно знаменитого нашего спортсмена замечали вне состязания в общении с иностранцем, чемпион мог запросто лишиться поездок за границу, если за это не последовали бы более серьезные наказания, вплоть до увольнения. А у него семья. И он ничего другого делать не умеет. Зная «правила игры», Марк не хотел их нарушать, в том числе и в случае встречи родственника за рубежом. Не думаю, что он упрекал себя, но то, что одним из чувств, которым он руководился, был страх – это наверняка. Страх, который мучил Марка как стыд. Множество людей находятся между страхом и стыдом. Многие из множества преодолевают стыд. Немногие преодолевают страх.

Марк относился к немногим.

Это – версия, не более того. Это я так хочу думать о моем брате. Хочу так считать, что не страх играл Марком Мидлером, а Мидлер играл со страхом…

Возможна и другая версия. В середине прошлого века барон Кубертен заметил: «Спортсмены на государственном обеспечении не являются ни профессионалами, ни любителями. Они – солдаты».

Приказ начальника – закон для подчиненных. В характере Марка сочетались солдатская исполнительность и осторожность с необыкновенной способностью концентрировать свою энергию для достижения собственной цели. Эта способность – плюс физическая и психологическая пластичность.

В государстве, где нет незаменимых, а есть «незамененные», он смог стать бессменным в течение пятнадцати лет – с 1953 по 1968 год, незаменимым как блестящий фехтовальщик и лидер-капитан команды.

Судьба была тогда к нему благосклонна. Показательный в этом смысле случай произошел в 1957 году.

В ответ на вопрос пресс-секретаря Федерации фехтования России Елены Гришиной о том, какую победу он считает самой дорогой в своей жизни, Марк сказал:

– Это был один из наиболее страшных – для меня – эпизодов за весь период моего присутствия в фехтовании.

Е. ГРИШИНА: Пятьдесят седьмой? Простите, Марк Петрович, но ведь в том году вы выиграли личную рапиру на Фестивале молодежи и студентов в Варшаве. Это ж была первая золотая медаль, которую за всю историю спорта завоевали советские фехтовальщики!