Марк Красс

Путь мятежного патриция лежал в Этрурию. Там по его приказу Гай Манлий уже несколько месяцев собирал для своего патрона войско. В свое время Манлий воевал под началом Суллы, и весьма успешно, ― после битвы при Херонее сам всесильный диктатор назначил его центурионом в один из лучших легионов. Ветерану было далеко за пятьдесят, но рука по-прежнему крепко держала меч, а сердце, полное юношеского задора, рвалось в бой. Подчиняясь сердцу, а не разуму, Манлий легко дал вовлечь себя в опасную авантюру Катилины.

Костяк отряда мятежного центуриона составили бывшие легионеры Суллы. Одни из них во время походов под его предводительством награбили несметных сокровищ в Греции и Азии, другие разбогатели на проскрипциях, скупая или получая в дар имущество поверженных врагов, третьим Сулла щедрой рукой нарезал земельные наделы на территории извечных врагов Рима — самнитов.

Сулла позаботился о своих преданных легионерах. Но, увы! Легко доставшееся богатство, не нажитое праведным трудом, имеет свойство столь же быстро улетучиваться. Золото и серебро Востока вскоре перешло в сундучки хозяев таверн или было оставлено под подушками продажных женщин; земля, к которой постаревшие в боях легионеры не проявляли должного внимания и заботы, заросла сорняками и была продана или заложена. Герои войн, которыми во время триумфов восторгался весь мир, оказались в весьма бедственном положении.

Редкий человек может привыкнуть к бедности, тем более после того, как он был сказочно богат и у его ног лежали все блага мира. И эти люди, столь бездумно потратившие свои состояния, вознамерились вернуть себе достойное положение в обществе привычным способом. Они по первому же зову отчаянного Манлия достали из кладовок свои затупившиеся от долгого бездействия мечи, начистили их до блеска и дружно встали под знамена авантюриста.

Кстати, о знаменах. На какой-то вилле нашли старинного орла Гая Мария, под которым этот консул водил легионы на битву с кимврами. Его немедленно водрузили в лагере Манлия близ Фезул. Так бывшие легионеры Суллы подняли знамя своего злейшего врага — Гая Мария. Жест по меньшей мере достойный удивления.

Впрочем, удивиться этому вряд ли кто успел. Вскоре к отряду Манлия начали присоединяться бывшие политические противники — родственники попавших в проскрипционные списки врагов Луция Корнелия Суллы. Плечом к плечу встали люди, лишившиеся своих состояний в результате репрессий, и те, кто получил в награду эти состояния и бессовестно их промотал. Одни требовали прощения долгов и возврата заложенного имущества, когда-то полученного в дар от Суллы, другие — возвращения добра, конфискованного Суллой у их родственников. Никто не задумывался о том, как можно дать одну и ту же вещь двум разным людям.

Дальше увеличение численности отряда Манлия пошло еще более интересным путем: за счет лиц, не требовавших ничего и присоединившихся с единственной целью — безнаказанно пограбить. То были спустившиеся с гор разбойники, беглые рабы и прочие любители легкой наживы.

Когда Луций Сергий Катилина достиг лагеря Гая Манлия, там уже находилось около трех тысяч отчаянных головорезов. Появление решительно настроенного, влиятельного сенатора придало новые силы и уверенность людям, выброшенным за борт жизни. В общем-то, их не нужно было долго уговаривать на безрассудные поступки, ― в любом случае новоявленным легионерам Катилины было нечего терять, кроме жизни. А жизнь в те кровавые времена стоила недорого.

Катилина критически осмотрел свое разношерстное воинство и принялся немедленно раздавать посулы: влезших в неоплатные долги он порадовал обещанием после победы уничтожить все долговые и закладные книги; желающие получить землю могли рассчитывать на огромные наделы в любом месте римских владений; рабы получали свободу, а разбойники — прощение всех злодеяний.

Неслыханная щедрость возымела должное действие. Новые толпы народа, обиженного кем-либо или чем-либо, потянулись под сень серебряного марианского орла, случайно вытащенного из небытия и поднятого близ Фезул ветеранами Суллы.

Отряд мятежников, увеличивающийся уже не по дням, а по часам, вызывал нарастающую тревогу у добропорядочных граждан Рима. Они еще не забыли тяжелую войну со Спартаком, а теперь призрак новой войны стоял у ворот Вечного города и с каждым днем становился все явственнее. У стен Капитолия раздавались настойчивые призывы покончить с разбойниками Катилины, которые нагло грабили виллы в Этрурии, даже не спрашивая имен их владельцев. Дело принимало серьезный оборот, и римляне склонялись к мысли, что в Этрурию следует отправить одного из консулов.